– Что вы хотите сказать, мистер Бут? – воскликнула Амелия, вся трепеща.
– Неужели я должен вам еще что-то объяснять? – ответил Бут вопросом на вопрос. – Разве я не сказал, что должен отказаться от своей Амелии?
– Отказаться от меня? – переспросила Амелия.
– Только на время вот что я имел в виду, – продолжал Бут, – возможно, совсем ненадолго. Полковник сам позаботится о том, чтобы срок оказался коротким… ведь я знаю, какое у него доброе сердце, как ни велика будет моя радость оттого, что я вновь обрел вас, не исключено, что он будет еще больше радоваться тому, что возвратил вас в мои объятья. А до тех пор он будет не только отцом моим детям, но и мужем для вас.
– Мне мужем! – проронила Амелия,
– Да, моя дорогая; ласковым, любящим, нежным, преданным мужем. Если бы я не был так твердо в этом уверен, неужели моя Амелия думает, что меня можно было бы уговорить покинуть ее? Нет, моя Амелия, он единственный человек, который мог меня уговорить; но я знаю, что его дом, его кошелек, его защита – все это будет в вашем распоряжении. А что до неприязни, которую вы почувствовали к его жене, путь это вас нисколько не смущает; полковник, я в этом уверен, не потерпит, чтобы она оскорбляла вас; да и, кроме того, она для этого слишком хорошо воспитана, так что как бы она в душе вас ни ненавидела, она по крайней мере будет вести себя с вами вежливо.
Скажу вам больше, приглашение последовало не от полковника, а от его супруги, и я убежден, что они оба будут относиться к вам в высшей степени дружелюбно; он, я уверен, – вполне искренне как к жене друга, оставленной на его попечении, а она – вследствие своей благовоспитанности будет не только с виду, но и на деле выказывать вам истинную благожелательность.
– Наконец-то я уразумела вас, мой дорогой, – произнесла Амелия (по мере того как она слушала Бута, отдельные фразы пробуждали в ней самые диковинные предположения), – и я выскажу вам свое решение в двух словах… я исполню супружеский долг, а долг жены состоит в том, чтобы быть с мужем, куда бы он ни отправился.