— Что произошло? — спросил Эвдиал, не выдержав тишины.
— Откуда мне знать, — раздраженно бросил Тавус. — Я не лекарь.
Не только Тавус, вообще никто в братстве не умел врачевать. Зашить или прижечь рану, одурманив травами – все, что они могли, да и то, не каждый из них.
Тавус пытался решить эту проблему множество раз, но искусство врачевания требует времени на освоение, а они не могли оставаться так надолго ни в городах, ни в деревнях. Рано или поздно жандармы обращали внимание на подозрительную группу, что-то в Манфосах выдавало их.
Тавус пробовал похищать лекарей из деревень, но те либо пытались их травить под видом помощи, либо, в подавляющем большинстве, были стариками и не выдерживали сурового образа жизни Манфосов, умирая в дороге, либо, в крайних случаях, предпочитали смерть неволе и травили уже себя.
В конце концов, Тавусу пришлось удовлетвориться тем, что братья успели освоить и оставить свои попытки, но раздражение от собственной неудачи никуда не исчезло.
Задавать новые вопросы Эвдиал не решался. Они сидели в долгой, давящей тишине.
— Выпей, — наконец сказал Тавус, кивнув головой на глиняный кувшин, который стоял на столе рядом с кроватью. Эвдиал взял его в руки и почуял уже узнанный запах травяного отвара.
— Мне лучше, — попытался отказаться Эвдиал, но Тавус молча бросил на него красноречивый взгляд, и парню пришлось сделать вид, что он пьет.
— Хибин рассказал, что тебе было плохо утром. Почему не сказал? — спросил Тавус.
«Ну и трепло же ты, Хибин, — в сердцах подумал Эвдиал».
— Он, наверняка, преувеличил… Ничего страшного не было.
— Ты должен мне говорить! — голос главаря стал громче всего на полтона, но заставил Эвдиала сжаться. — Если бы я знал, то..! — Тавус осекся и замолчал, закрыл глаза и тяжело вздохнул. — Почему ты всегда молчишь, Эвдиал?
Перед глазами парня возникло воспоминание – убитые пять братьев, что высказали свои сомнения. Эвдиал не знал, что ответить и потому продолжал молчать, сжимая в руках кувшин.
Тавус не двигался и старался казаться спокойным, но Эвдиал видел, что внутри главаря свирепствует буря. Эвдиал хорошо отличал малейшие оттенки и перепады эмоций по едва уловимым деталям, что не раз спасало его. И сейчас, к своему удивлению, узнавал в душе Тавуса отчаяние.
— Ты нарушил мой приказ, — вкрадчиво произнес главарь, вцепившись в Эвдиала взглядом. — И теперь те двое мертвы.
Эвдиал оцепенел.
— Их смерть – твоя вина.
Эвдиал не отрицал, не отбивался от этой мысли, но произнесенная другим человеком, она, словно второе клеймо, прожгла ему душу.
— Теперь ты понимаешь, что я не отдаю приказов просто так? Не делаю это из прихоти. Если бы ты сделал все, как я прошу, они были бы живы.
Голос главаря обвинял и уличал, но сам Тавус будто существовал отдельно, застыл перед прыжком и в любой момент был готов броситься на помощь.
Эвдиал оставался недвижимым, застывшим камнем, но внутри, там, где не видно было никому, расползалась темная глубокая бездна вины и скорби.
— Выпей, — осторожно произнес главарь. Эвдиал не сразу понял его, но сообразив, сделал один крупный глоток, на этот раз настоящий.
Выждав и убедившись, что Эвдиал продолжает дышать, Тавус продолжил:
— Сегодня ты должен пройти обряд. И это – тоже приказ.
Несогласие, возражение, неподчинение забурлили внутри Эвдиала. Разве смерти этих несчастных недостаточно? Зачем эти бессмысленные, ненужные никому убийства?
Невысказанные слова рвались наружу, подобно пойманным диким птицам. Эвдиал словно действительно держал их в руках и слышал клокотание их сердец. Но никаких птиц не было, только глиняный кувшин и собственное, заходившееся в ярости сердце, стук которого отдавал в голове.
— После того, как церемония закончится, я назначу тебя своим приемником.
Эвдиал вскинул удивленный взгляд и попытался прочитать в лице главаря признаки странной, но шутки. Тот был серьезен.
— Что?.. — может, это из-за отвара, может все это просто сон?
— Тебе это кажется невозможным? — улыбнулся Тавус, и улыбка эта была искренней. — Ты умен, сдержан. Не будешь лезть на рожон и рисковать жизнями своих братьев зазря.
Мысль, что Тавус в свой тридцать один задумывался о приемнике, удивляла. Предшественник Тавуса был в годах, когда назвал имя следующего главаря. Но больше Эвдиала заботило другое.
— Я не справлюсь, — высказанные вслух искренние слова принесли неожиданное облегчение.