Он все никак не мог забыть давний случай, когда Дэмион неудачно поскользнулся на камнях в Аменгаме. Про то, что это было неудачно стало понятно позже, когда нога распухла и Дэмион не смог на нее ступать. Но тогда, на каком-то упрямстве, молчал до последнего, не желая возвращаться. Он был молод, самоуверен. Сейчас за такую выходку отчитал бы новичка не щадя. Альманд вот до сих пор не щадил, при случае – напоминал. И волновался.
И из-за этого в груди становилось теплее. Бесцветные привыкли к частым смертям, смирились с ними. По погибшим горевали недолго, настолько, что это граничило с равнодушием. Но Дэмион знал, что, если ему суждено умереть, один человек будет тосковать о нем по-настоящему. И знание об этой нужности заставляло Дэмиона быть осторожным, рассудительным. Быть тем, кто возвращается из леса. Раз за разом.
— Я в полном порядке, — заверил Дэмион и нехотя высвободил руки. Там, где секунду были теплые пальцы сейчас мазнуло холодом. — Чего не разбудил, ушел один? Я чуть завтрак не проспал.
— Ты ввалился в окно посреди ночи, — никто бы не услышал ворчания в спокойном ровном голосе, никто кроме Дэмиона. А следом заботу, такую же, едва уловимую: — Решил, что тебе стоит поспать подольше.
Дэмиона снова затопило волной тепла. Ему хотелось выразить это тепло, дать понять Альманду, что оно существует, но каждый раз стоило Дэмиону подумать об этом, он не находил нужных слов и молчал.
С грохотом раскрылись тяжелые двери позади амвона. Толпа вздрогнула единым порывом, как одно живое существо, выстроилась в ровные ряды и замерла, как множество одинаковых скульптур. Воцарилась тишина. Дэмион жалел, что запах кристаллических благовоний не мог исчезнуть так же легко как шум.
В зал святилища, вошли четверо мужчин в годах. Даже не зная, кто они, по одному их гордому, величественному виду, можно было понять, что они управляют этим местом, всем Ахромосом.
Все четверо носили разную форму, по цвету подразделения над которым главенствовали, серую, тот, что заведовал грисайтэлами, белую – главный у аксайтэлов, черную – глава царайтэлов, а Ге́нвуд, главный над всеми, носил особенную одежду. Полы его формы были разных цветов – слева – черными, справа – белыми, а посередине, у сердца зиял небольшой серый ромб. У всех главных грудь по обе стороны от сердца была увешана камнями-нагрудными знаками.
Генвуд торжественно вышел вперед, приложил пальцы к груди, очертил круг и приложил ладонь к сердцу. Знак, славивший богиню Эстрейлл. Статуи царайтэлов ожили и практически синхронно повторили за Генвудом жест.
— Мы, царайтэлы, служители Ахромоса, — пророкотал глава. Его тяжелый звучный голос создавал куда более сильное впечатление, чем тело. Во всем Ахромосе лишь перед ним Дэмион испытывал благоговейный трепет. Именно он возглавлял группу царайтелов, что спасли из горящего города людей, и Дэмион никогда об этом не забывал.
— Мы, царайтэлы, служители Ахромоса, — повторила толпа.
— Мы отдали свой цвет, свою душу и свою жизнь служению.
— Мы отдали свой цвет, свою душу и свою жизнь служению, — пронеслось грузным эхом.
— Мы – Бесцветные, клянемся в верности Богине, Священному Совету и королю! — с каждым словом голос старейшины пропитывался торжеством, и голос толпы улавливая это, набирал силу.
— Мы – бесцветные! Клянемся в верности Богине, Священному Совету и королю!
Звук прокатился по святилищу и смолк. Генвуд цепко всматривался в толпу подчиненных. И только удовлетворившись, одному ему известному, он заговорил снова, уже менее официальным и грохочущим голосом:
— Рад видеть вас всех в этом зале, живых и полных сил.
Дэмион подозревал, что Генвуд не помнит всех по именам, и возможно, даже не замечает, как из общей массы пропадает то одно лицо, то другое. Дэмиона, Альманда и других старожил, он наверняка помнил, но того мальчишку, что не вернулся на той неделе, помнил ли он его? Дэмион сморщился. Он и сам забыл его имя…
— Но, к сожалению, как вам известно, повод для встречи далеко не радостный. Прошу, — старик кивнул куда-то за спину всем собравшимся, — введите его.
Тяжелый двери позади толпы, через которые Дэмион вошел, снова открылись. Дэмион скривился, не слишком ли помпезное появление для предателя?
Все обернулись.
— Я сам пойду, — тут же раздался глубокий, но нервный голос. Дэмион усмехнулся – как сладко было слышать этот обычно надменный тон – таким. Беспомощным и обреченным, но все еще надеющимся сохранить достоинство.
Трое мужчин, грисов, видимо из бывших царайтэлов вели, а точнее – сопровождали в зал святилища высокого брюнета в форме царайтэла. Он шел, держась прямо и гордо, в каждом шаге сквозила подлинная аристократическая выправка, которая разжигала внутри Дэмиона новый костер раздражения. Осанку предатель держал лучше голоса, но чего ожидать от благородного, их только этому и учат, как при мерзкой натуре выглядеть наилучшим образом. По залу прошлась волна перешептываний.