Парень тряхнул головой, запустил пальцы в кудрявые волосы и распотрошил, отгоняя воспоминания. Сейчас прошлое не имело значения.
Голоса Сепеола и Агуи стихли. Эвдиал взглянул на солнце – день клонился к закату. Парень не собирался оставаться здесь надолго, но после услышанного, хотелось сбежать прямо сейчас, хоть это и было глупостью.
Эвдиал напомнил себе, что мало знает о мире, в котором оказался, и что Агуя, хоть и опасается его, но добра, даже более чем он заслуживает. Напомнил себе, кто он такой, и что любой житель деревни, в том числе его усилиями и усилиями его братьев, вполне справедливо опасается чужаков.
Глядя на раскидистый лес вдали, Эвдиал решил, что уйдет на завтра на восходе.
— Есть на что полюбоваться, да? Все говорят, что у нас в Приречье самые красивые места, — раздался из-за спины голос старика. Эвдиал вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел, что Сепеол это заметил. В уголках его морщинистых глаз вдруг поселилась печаль. — Не хотел, — извиняющимся тоном произнес он и не сильно хлопнул парня по плечу. — Ты сегодня хорошо поработал. Скоро ужин, а пока там Эльба затопила баню, тебе будет полезно прогреться, иди.
— Спасибо, — кивнул Эвдиал. Он хотел сказать, что не причинит вреда, что не опасен, но сдержался, не желая выдавать, что подслушал.
Жаркая затопленная баня грела, но и вызывала легкое чувство дурноты, потому Эвдиал хотел быстрее закончить. Он уже снял рубашку и обувь, когда за его спиной раздался грохот. Он схватился за кинжал, с которым не расставался, и обернулся.
В проеме стояла бледная, перепуганная Эльба, а рядом, грохоча, кружился на дне, выроненный ею металлический таз.
— Извини, я не… — Эвдиал осторожно положил кинжал обратно на лавку к своим вещам. — Тело само среагировало… Я не хотел пугать тебя.
Эльба все еще смотрела на него испуганными глазами. Они яркой зеленью выделялись на белом лице, как трава зимой на снегу.
— Извини, — повторил парень, но Эльба продолжала молчать. Таз, сделав последний оборот, остановился, и образовавшаяся тишина разом придавила обоих.
— Эльба? — молчание девушки начинало пугать. — Тебе плохо?
Она вдруг отмерла, встрепенулась, схватила таз и устремилась наружу.
— Эльба!
Девушка замерла, испуганно, как показалось парню, словно он мог ее отсюда не выпустить, несмотря на то, что она была в шаге от двери.
— Извини, я не хотел, — снова повторил Эвдиал, не зная, что еще мог сказать. Он отчаянно не хотел, чтобы Эльба видела в нем угрозу.
— Ничего, — выдавила она, и поспешила уйти.
«Дал понять, что не опасен, — с досадой подумал Эвдиал». Ему хотелось стукнуть чем-то тяжелым по лбу.
Когда парень вернулся в дом, все семейство уже было в сборе за нетронутым ужином – ждали Эвдиала. От этого простого жеста, в груди парня что-то кольнуло, словно иглой, и лопнуло, разливаясь приятным теплом.
Эльба не смотрела, прятала взгляд.
— Раз все в сборе… — голос Сепеола приобрел торжественно-величественные ноты. — Воздадим благодарность богине нашей Э̀стрейлл.
Все семейство, почти синхронно, коснулось кончиками пальцев правой руки там, где билось сердце. Сделав оборот, каждый прижал к сердцу ладонь, и закрыл глаза.
Эвдиал замешкался, но потом быстро все повторил. Ему случалось видеть и этот жест, и слышать это имя. Но никакого глубокого почтения он в себе не находил. Единственное, что чтили Манфосы – кодекс.
— Можем приступать, — произнес Сепеол. Все потянулись за своими глиняными стаканами, и Эвдиал, полагаясь на волю случая, просто повторял все за хозяевами дома.
Взяв стакан в руки, парень почувствовал, как от его напитка тянет чем-то терпким и резким. Запах был незнакомым.
— Что это? — спросил Эвдиал.
— Это… укрепляющие травы.
То, как дрогнул голос старика, остановило руку Эвдиала, хотя стакан уже почти коснулся губ. Парень вскинул взгляд. Все жадно следили за его движениями, даже не притронувшись к еде. По спине пробежал липкий холод страха. Рука опустила стакан прежде, чем Эвдиал успел подумать. В сложившейся тишине он громыхнул так, что все вздрогнули.
— Простите, — заволновался Эвдиал, не зная, куда себя деть. — Что-то не хочется…
— Не по нраву тебе? — не спрашивая, а больше утверждая, сказал старик. — Ничего, не пей, если не хочешь… Запашок у него так себе.
— А я говорила, — вдруг вмешалась Агуя. Казалось, что она только и ждала момента, чтобы вспыхнуть. — Чужакам такое не по нутру, оставил бы до зимы.
Старик сморщился от укоров жены, и Эвдиалу вдруг стало неудобно и стыдно. Его спасли, отогрели и вылечили, а он отказывается пить отвар, по-видимому, еще и на каких-то редких травах, и все из-за страхов и подозрений, совершенно беспочвенных.