— Я выпью, — выдавил улыбку парень и схватил стакан.
— Да не надо уж, — замахал руками Сепеол, — если не хочешь. А то вдруг вывернет тебя…
Эвдиал махнул головой и сделал глоток. Ничего хуже он в жизни не пил. Сладко-удушающая жидкость мгновенно увязала рот. Но парень, сморщившись, сделал еще глоток.
— Да, на вкус действительно…
И тут Эвдиал почувствовал, что рот и губы его не слушаются. Договорить не получилось, вместо слов вырвалось лишь несколько бессвязных звуков. Он в панке дернул головой, чувствуя, как вязкость, распространяется от горла, постепенно лишая чувствительности и возможности двигаться. Семейство смотрело на все происходящее с холодным спокойствием, совершенно точно понимая, что происходит.
Эвдиал поднялся, сделал два шага к выходу и свалился ничком вперед, не в силах шевельнуться. Его сердце зашлось в ужасе и казалось, что только оно и способно двигаться. Эвдиал чувствовал только этот галопирующий стук.
Парень не мог обернуться, только бешено вращал глазами, пока рядом с ним не появилось шесть пар ног.
— Ну, Эльба… если ты ошиблась, — строго сказал старик, — на твоей это совести будет.
Эвдиал почувствовал, как руки старика потянулись к его шее, и схватили ворот рубахи.
— Не ошиблась, — ее голос звучал тихо и гулко, но вместе с тем, был пропитан ненавистью. — У него на спине клеймо как у тех… Манфосов.
В мгновенье все для Эвдиала прояснилось. Вот что так напугало Эльбу, в бане она увидела клеймо. Парень мысленно выругался на себя за беспечность и глупость. Прежде ему не приходилось скрывать свою отметку. Та всегда была под одеждой, к тому же ощущалась такой обыденностью, как родинка или родимое пятно. Саднило иногда, но не более.
Сепеол с неожиданной для старика силой, рванул рубашку Эвдиала на спине, обнажая лопатки. Снова упала тишина. А Эвдиал, не видя Сепеола, чувствовал, как того переполняет разочарование и гнев.
— Старый дурак! — завопила Агуя, — Кого привел! Убивца!
Крик доброй Агуи, которая еще недавно щедро угощала стряпней, хлестанул что-то внутри Манфоса словно кнут.
— Тихо! — голос старика звучал непривычно остро, и если бы имел физическое воплощение, мог проткнуть парня насквозь. — Нечего тут шум поднимать… Эльба неси веревку, да покрепче.
Мимо глаз Эвдиала пронеслись девичьи ноги.
— А ты… — Сепеол всей пятерней схватил Эвдиала за кудрявые волосы и потянул наверх, чтобы посмотреть ему в глаза, — так умело притворялся… — глаза сверкали от гнева. — И я тебя привел в свой дом. К жене и внучке… Вздернул бы, — слова сочились ядом, — да за живого больше дают.
Пальцы разжались, и Эвдиал рухнул обратно, разбив подбородок и губу. Рот заполнился кровью, перебивая вкус отвара. Но ни кровь, ни физическая боль, не заглушали то тяжелое отчаяние и безысходность, что образовались внутри. Слова старика не были бы и вполовину так жестоки, если бы не его былая доброта.
«Сколько бы ты не бежал, от себя ты не убежишь».
Запястья и ноги Эвдиала обвязали крупной веревкой, а потом его оттащили к погребу, не особенно заботясь об аккуратности, и сбросили вниз.
Погреб встретил пленника запахом стылой, сырой земли, холодом и тьмой, к которой глаза так и не привыкли, как бы долго он не вглядывался.
Эвдиал не знал, сколько прошло времени, голоса снаружи доходили до него гулко и не разборчиво. Они то смолкали, то звучали вновь. Парень понял, что действие отвара закончилось, когда руки и ноги сковало холодом и закололо от долгого обездвиживания.
Пустота, образовавшая где-то внутри, вбирала в себя все чувства, словно бездонный колодец. Эвдиал понимал, что скоро здесь будут жандармы, и что чуть позже, его казнят. Понимал, но ничего по этому поводу не чувствовал.
Единственное, что Эвдиал мог бы отнести к чувствам – это постепенно замерзающее тело. Но парень не шелохнулся, не подобрал ноги, чтобы хоть немного согреться, лишь подумал отстраненно, что братья делали правильно, запирая всех пленников вместе, так им точно было теплее.
Он понял, что задремал, когда сквозь открывшуюся дверь погреба, его ослепил яркий свет. Сверху на него смотрело три мужских силуэта.
— Этот-то Манфос? — усмехнулся грузный силуэт, самый крупный из трех.
— У него клеймо, — строго ответил Сепеол.
— Ну, раз, клеймо, — все трое отошли, и теперь Эвдиал видел только яркий светлый прямоугольник. — То доставай… Чего смотришь? Я по погребам не лазаю.
После недолгой паузы, в погреб опустилась деревянная лестница. Сепеол, кряхтя, спустился вниз. Его глаза, до этого добрые, теперь пронизывали презреньем и ненавистью.