— Ну как? — спросил он, стараясь убрать из голоса нервозность. — Получилось?
Крок ничего не ответил и скрылся за рядами высоких стеллажей. Это могло в равной степени означать и положительный исход дела, и тот, про который Дэмион не хотел даже думать. Он едва удержался от того, чтобы цокнуть, – неужели нельзя просто сразу ответить, не устраивая интриги? Дэмион нервно потёр шрам от ожога. Тот уже давно не болел, но в минуты волнения требовал к себе внимания. А Дэмион всё не мог отделаться от назойливой привычки.
Чтобы отвлечься, он стал оглядывать оружейную, не поменялось ли чего?
Небольшое, одноэтажное здание разделялось на две неравные части большим прилавком. Маленькая сторона, где стоял Дэмион, пустовала, а вторая была плотно набита рядами открытых стеллажей и железными подставками для оружия. Оттуда, поблёскивая кристаллическими элементами, на Дэмиона смотрело всё разнообразие ахромосовского арсенала, начиная от привычных мечей и заканчивая более экзотическими вещицами. Всё, как и всегда, на своих местах и в идеальном порядке.
В уходе и хранении оружия добродушный Крок был строг и без разбора в званиях распекал всех, за кем замечал халатность. Не из занудства, а из волнения: оружие, за которым ухаживают неправильно, могло стоить в Аменгаме жизни.
В остальном, Крок был добрым, словно у него был огромный запас не только оружия, но и заботливой любви, которой он не жалел для всех жителей Ахромоса. Всегда у него находилось и ласковое, подбадривающее слово, и лишний кусок хлеба, и просто спокойное уютное молчание. Крок не заменял никому ни отца, ни брата, не становился другом, но был кем-то, к кому всегда можно было прийти, если в огромном Ахромосе идти больше было некуда.
И разумеется, никогда Крок не отчитывал никого за потерянное или сломанное в Аменгаме оружие. Ценнее всего и всегда в Ахромосе была жизнь. И больше всего старик рад был знать, что из леса возвращались люди, а не клинки.
Однако сам Дэмион долго не мог найти с Кроком общий язык. Только попав в Ахромос ребёнком, Дэмион был слишком зол и напуган. Все взрослые, кроме Интала, что забрал его из объятого огнём города, казались ему враждебными, чужими. Потом, пообвыкшись и окрепнув, он считал себя слишком сильным, чтобы жаловаться или таскать угощения, а потом, когда Интал погиб… Приходить сюда казалось Дэмиону предательством. Будто Интала кто-то мог заменить, будто его можно было обменять на тёплый разговор и сытную подачку.
Их отношения потеплели уже гораздо позже, когда Дэмиону пришла пора снаряжаться для заданий. Крок, в отличие от многих, кто окружал Дэмиона, не исчезал, и одного этого хватило, чтобы сбавить дистанцию.
Задушевных разговоров Дэмион по-прежнему не затевал, но был рад переброситься с Кроком последними новостями, побранить самонадеянных новичков и просто рассказать услышанную в таверне шутку.
Крок вынырнул из недр оружейной. В руках он держал большой двуручный меч Дэмиона в ножнах.
— Починил, — гордо заявил Крок, выложив оружие на прилавок. — Как новенький, а может, и лучше.
С губ Дэмиона сорвался облегчённый выдох. Он коснулся рукояти с уважительной осторожностью, вынул меч из ножен. Сталь, покрытая слоем прочного кристалла, сверкнула, как живая, будто меч тоже был рад видеть владельца.
Оружие Ахромоса отличилось от обычного – это была не просто сталь, но сталь, спаянная с кристаллами. Как именно аксайтэлы добивались подобного, Дэмион знал только в общих чертах. Куда важнее для него было, что ахромосовский меч сможет отразить атаку монстра, тогда как обычный переломится от одной попытки.
Починкой оружия тоже занимались аксайтэлы, но Крок хоть и был грисайтэлом, служил так хорошо, долго и преданно и был столь искусен, что, в конце концов, Генвуд позволил ему чинить оружие и знать чуть больше аксайтэловских секретов.
Однако не больше, чем необходимо.
— Спасибо, Крок, — обрадовался Дэмион. — Я едва надеялся…
— Я починю столько раз, сколько нужно, ты же знаешь, — Крок горделиво ударил себя в грудь — Ты, главное, приноси, — потом его тяжёлая, крупная ладонь упала Дэмиону на плечо, сжала в ободряющем жесте, — И возвращайся сам.
Крок был искренним, Дэмион не сомневался. Знал, что старик, тоскует по всем погибшим. Но недолго. Не дольше, чем того требовали обычаи Ахромоса. А после этого срока, как и было принято, больше никогда никого не вспоминал, будто их и не существовало.
Сам Дэмион привязывался накрепко, боль потери тех, кто умудрился запасть ему в сердце, не исчезала со временем, не притуплялась. От воспоминаний в груди бесконечно ныло. Но Дэмион никогда бы не посмел отказаться от этой памяти, не смог бы сделать вид, что этих людей никогда не было.