— А что ты тут делаешь? — перевел тему Хибин, решив больше не расспрашивать о случившемся.
— Тавус сказал осмотреть этот дом.
На лице Хибина скользнуло удивление, но как-либо комментировать паренек не спешил. В Эвдиале загорелись искорки любопытства, он почувствовал какую-то тайну, но, не раскрывая своих мыслей, не мог просить откровенности от других. Так каждый из них молчал о своем.
— Ну раз Тавус сказал… Тогда, пойду. — Хибин почесал голову. — Светлячка тут нет.
— Не удивительно, — вырвалось у Эвдиала. Хибин улыбнулся, и Эвдиал понял, что не одинок хотя бы в этих сомнениях.
«Этот камень – выдумка, — безмолвно говорила улыбка парнишки».
«Тавус слишком поверил в бредни пьяницы из трактира,— одними глазами отвечал Эвдиал».
Для Эвдиала даже подобный обмен репликами был сродни откровению и на короткий срок заставлял забыть об одиночестве, но после порождал целую волну сожалений и опасений.
И сейчас, после ухода Хибина, оставшись наедине со своими мыслями, парень ощутил, как страх снова набирает силу.
Эвдиал боялся своих внезапных, необдуманных слов. Боялся сказать их не вовремя, не тому человеку, не в тот момент. Но и удержать не мог. Словно, все, что он с таким усилием прятал в тюрьме молчания, прорывалось наружу, сбегало, желая быть высказанным.
Парень встряхнулся, отгоняя мысли и возвращая себя в реальность. У него был приказ, не самый худший, и его нужно было выполнить.
Эвдиал огляделся. Дом был большой и зажиточный, скорее всего местного старосты.
Парень поднял и вернул на место металлический прут. Прошелся по комнатам первого этажа.
Во время нападений, осматривая дома, ему нравилось на короткий миг представлять, что он здесь живет и просыпается каждый день, завтракает, выполняет работу. Эвдиал представлял себя пастухом или конюхом, ему нравилось возиться с животными.
Но в фантазию всегда вмешивалось что-то извне и разрушало хрупкую иллюзию. Сейчас это был хохот. Кто-то из братьев снаружи громко рассмеялся. И Эвдиал не хотел знать причину. Когда смеется Манфос, кто-то другой обязательно плачет.
Эвдиал принялся обыскивать шкафы. Второе, что, после связывания всех пленников, делали Манфосы – собирали все ценное и необходимое. В первую очередь обувь, одежду, драгоценности, что в таких деревушках было редкостью, и долгохранящуюся еду, вроде вяленого мяса. На случай неожиданного появления жандармов все припасы должны были быть собраны.
Манфосы, подобно цветку, что дал им название, к зиме уходили глубоко на север и не появлялись в деревнях и городах до весны. Они проходили горной тропой до первых крупных снегов, укрывались в заброшенной каменой крепости, такой маленькой, что в дни ее использования, там жило максимум человек двадцать. Братьям, привыкшим к простору скитаний, было в ней тесновато, и все же они каждый год возвращались. Зимовка на дорогах отнимала слишком много жизней холодом и болезнями, а обосноваться где-то в тепле городов было слишком рискованно из-за непрекращающейся на Манфосов охоты.
— Когда-то тут жили солдаты, охранявшие границу, — рассказывал Тавус, когда Эвдиал стал достаточно взрослым, чтобы задавать вопросы. — Но потом Аменгам разросся на север и стал куда более эффективной изгородью. Желающих проходить через кристаллический лес не набралось и крепости стали не нужными.
— А чудовища из леса? Они же могут напасть на нас…
— Не бойся, Эвдиал. Они уходят на юг, к теплу. Их здесь нет, — улыбнулся Тавус, укутывая мальчика в плащ. — Никто не любит холод, даже чудовища.
Только спустя много лет, Эвдиал понял, что монстры Аменгама – сказки, а главными чудовищами за горным переходом были Манфосы.
Снег делал горную дорогу непроходимой, и никто со стороны не мог попасть в крепость после первого крупного снегопада. Но и Манфосы не могли оттуда выбраться, поэтому их выживание напрямую зависело от того, как много они успеют собрать. Многое из награбленного ждало их там с прошлых лет, но сколько бы они не оставляли, что-то портилось, а чего-то всегда не хватало.
Прошло около часа, пока Эвдиал осматривал каждый закуток первого этажа. Несмотря на хорошее состояние дома, действительно подходящих вещей было немного. Все, что Эвдиал нашел, он добавил к небольшой горке одежды, которую начал собирать Хибин.
На втором этаже дома, внутри спальни, у окна стоял стол из крепкого дуба. Чернильница и несколько желтоватых потрепанных листов подтвердили догадку о старосте деревни. Скорее всего, именно здесь он вел учет зерна и писал письма. И хотя как раз здесь могло прятаться что-то ценное, первым делом Эвдиал поискал следы почтовых птиц. В деревнях они были редкостью, но если были, и староста успел сообщить о налете, не пройдет и суток, как в деревню явятся жандармы.