Корцал был дружен со всеми, но единственный, с кем ему не удалось подружиться, был Тавус. Семнадцатилетний Тавус, хоть и отвечал за молодняк, но мысленно уже был полноправным воином братства, исполнял поручения старого главаря, оттачивал мастерство владения оружием и готовился к обряду. До игр с детьми ему не было дела.
Маленький Корцал отчаянно стремился за любой толикой внимания Тавуса, за любым его добрым словом, ловил каждый жест, выполнял любое поручение, попутно рассказывая другим детям, какой тот замечательный. Возможно, что именно Корцал заложил те основы неосознанного поклонения Тавусу, какие до сих пор витали в умах молодых Манфосов.
Тем больнее было Корцалу, когда тот увидел, что, несмотря на все его усилия, Тавус, уже ставший главарем, уделяет внимание Эвдиалу. С той поры Корцал больше никогда не помогал, и хоть открыто враждовать не решался – Тавус такое не одобрял – как мог, старался отравить Эвдиалу жизнь.
— Как узнаю, расскажу, — съязвил в ответ Эвдиал, привыкший к подначиваниям. — Но ты не видел… ничего?
— А что я должен был увидеть? — Корцал хоть и был ослеплен безграничной преданностью, но подмечал детали, и дураком не был.
— Да ничего, просто странно это…
— Может, Тавус, наконец, решил выпнуть тебя из братства? — Корцал усмехнулся, и усмешка эта с каждым днем все больше напоминала усмешку Зара.
— Это бы решило сразу много проблем, правда? — сказал Эвдиал, неожиданно улыбнувшись. — Жаль кодекс запрещает.
Корцал ничего не ответил, а на его лице застыло удивление. Может впервые он понял, что они хотят одного и того же, чтобы Эвдиал отсюда исчез.
Снаружи уже вовсю шла работа. Удивительно, но стоило Манфосам обосноваться, как они сами становились похожи на жителей деревни. Одни братья вытаскивали и составляли столы для вечернего празднования, другие внимательно просматривали все принесенные вещи, отбирали и грузили их в повозки, третьи распоряжались о дежурствах на случаи бунта пленных или появления жандармов. Братство становилось похоже на цельный организм.
Тавус стоял неподалеку, увидев Эвдиала он помахал ему рукой.
— Закончил в доме? — спросил главарь, улыбаясь одним лишь теплым взглядом. Эвдиал пытался считать по выражению лица или позе причину, по которой Тавус его позвал. Увидеть что-то за теплой улыбкой, но не видел, лицо главаря оставалось непроницаемым.
— Немного осталось… Могу вернуться, доделать…
— Не надо, — отмахнулся Тавус. — Мне нужна твоя помощь в другом.
Главарь двинулся вперед, а Эвдиалу ничего не оставалось кроме как последовать за ним.
Площадь, куда изначально согнали жителей, опустела. Всех пленных уже заперли по погребам и амбарам, и если бы не следы крови, которые то тут, то там проглядывали на траве, едва ли можно было сказать, что утром здесь случилась кровавая бойня.
Подходя к одному из домов, Эвдиал услышал детские голоса и вот тогда догадался, что хочет делать Тавус.
Двое дозорных пропустили их внутрь. В просторной комнате первого этажа сидели все деревенские дети, не старше пяти – шести лет. Они жались к стенкам, прятались по углам, залезали под тумбы. Некоторые сидели по одному, братья и сестры собирались кучкой вместе.
Эвдиал поискал глазами девочку с двумя косичками и, не увидев, позволил себе беззвучно выдохнуть.
Из старших братьев внутри был только двадцатилетний Фѝан. Сегодня, да и чаще всего всегда, он выполнял функцию няньки. У Фиана, радушного парня с яркими васильковыми глазами, отлично получалось ладить с детьми. Насколько в целом можно было ладить с детьми в подобной ситуации.
Он дарил детям игрушки, которые сам же вырезал из дерева. Выдумывал истории, если дети готовы были слушать. И даже те, кто боялись всех Манфосов в деревне, не больше, чем через час понимали, что Фиан не обидит их.
Но как только в дом вошли Тавус и Эвдиал, дети разбежались и попрятались, как рассыпанный горох.
— Не волнуйтесь, — добродушно сказал Фиан. — Это Тавус, помните, я рассказывал вам, что он придет?
Пара детей кивнули, остальные молча смотрели на главаря. В руках один мальчик сжимал деревянную фигурку совы. Эвдиал сразу узнал ее, видел, как Фиан мастерит ее во время привалов. Пока остальные братья оттачивали мастерство владения кинжалом, чтобы убивать как можно быстрее и эффективнее, Фиан практиковался в вырезании из дерева.
Глаза Фиана были ясные и добрые, а игрушки, что он делал, настолько искусные, что казалось, они вот-вот оживут. Фиан будто вселял в окружающее пространство жизнь, и Эвдиал надеялся, что в свое восемнадцатилетние тот просто не сможет никого убить. Надеялся, что это положит начало переменам. В конце концов, Эвдиал надеялся узнать, что случится, если обряд не исполнить.