— Мужики-и! — к нам мчались Петька-Черный и еще несколько железнодорожных, издалека маша руками. — Айда! На горке вагон с арбузами!
Мы тотчас вскочили.
— Потом договорим еще! — пообещал я.
— Заметано! — зловеще подтвердил Дема, и мы побежали к горке.
Вагон, в зарешеченных окнах которого светились арбузы, стоял на крайнем пути. Он не дошел до состава, и путеец в грязной оранжевой накидке бил стальным клином на ручке под колеса, подкатывая его ближе.
— Погоди, пускай отойдет, — скомандовал Черный. Мы залегли в кустах над крутым откосом, как партизаны.
Путеец, подхватив тормозной башмак, ушел к другому составу, и мы посыпались вниз, только Кисель остался стоять на бровке.
— Чего ты? — нетерпеливо обернулся я. — Айда быстрей!
Кисель уныло покачал головой:
— Воровать — грех…
— Ты че, дурак? — я даже засмеялся. — У кого воровать? Это же ничьи еще арбузы!
— Государственные, — сказал Кисель.
— А мы кто — не государство? Значит, и наши тоже. А государство твою церковь на фиг послало!
Кисель колебался.
— Да пошел ты! — отмахнулся я и побежал за ребятами.
— Мужики! — отчаянно крикнул Кисель. — Подождите! И я с вами. Подождите меня, мужики! — он прыгнул вниз и, бестолково маша руками, оскальзываясь на траве, покатился с откоса.
Черный, Дема и я быстро забрались на крышу вагона. Кисель тоже ухватился было за лестницу.
— Куда! — зашипел Дема. — Не пролезешь. Внизу лови!
Свесившись с крыши, мы выбили ногами деревянные решетки на узких окнах, протиснулись внутрь и стали выбрасывать арбузы. Мужики ловили их, укладывая на щебень и глядя за атасом.
— Харэ! — сказал Черный. — Больше не унесем.
Мы соскочили вниз, подхватили каждый по два арбуза и вскарабкались на обрыв. Последним появился Кисель, пыхтя, как паровоз, потный и счастливый.
— Ох, порубаем! — Дема возбужденно потер ладони. — Спорнем, два сразу съем.
— Гляди, забыли! — засмеялся Кисель, указывая на одинокий полосатик, светящийся на промасленных шпалах. — Сейчас притащу! — и он кинулся обратно.
Когда он, неуклюже переваливаясь, добежал до цели, с горки покатился груженный лесом вагон, заметался из стороны в сторону на стрелках и вышел на крайний путь. Кисель стоял спиной и не видел, он подобрал арбуз и разогнулся. Визжа тормозным башмаком, вагон несся на него.
— Атас! Кисель, атас!! — мы прыгали на бровке и указывали ему за спину.
Кисель не слышал нас за грохотом горки, он кивнул и гордо поднял арбуз над головой. В последнее мгновение он все-таки обернулся, и стопудовый кулак сцепки ударил его в грудь.
Я не то чтобы отвел глаза, но почему-то внимательно следил за арбузом, который вылетел у Киселя из рук, ударился о землю и раскололся. Куски арбузной мякоти раскатились, наворачивая на себя песок и сразу пропитывая его красным соком.
— Ух, ты-ы-ы… — восторженно прошептал Дема, озираясь в церкви.
Мы замерли у дверей, разглядывая картинки на потолке, иконы и свечи, горящие в высоких подсвечниках. В церкви было пусто, только вдалеке, у золоченого стенда главными иконами стоял открытый гроб и несколько старушек в белых платочках. Поп в блестящей рясе запевал басом, старушки вразнобой подхватывали дребезжащими голосами.
— Ты когда-нибудь в церкви был? — шепотом спросил Дема.
— Меня бабка в деревне крестила в четыре года, — ответил я. — Я не помню ничего, помню только, тетка рядом голая в одной ночнушке стояла.
— Как ты думаешь, золотые? — кивнул Дема на иконы.
— Не знаю. Пошли, проверим…
Мы осторожно, бочком подошли к стене, и Дема, воровато оглядевшись, постучал ногтем по иконной раме.
— Золото, — определил он. — Только тонкое… А у нас дома икона есть. Отец на ней мясо рубит — доска крепкая.
— Пошли, а то Матильда заметит, — прошептал я.
Мы выскользнули из церкви. За углом дожидалась конца службы наш класс во главе с заплаканной Матильдой.
Потом мы стояли на кладбище перед гробом: с одной стороны старушки и поп, с другой выстроился класс.
Когда гроб подняли на веревках и занесли над ямой, Киселева бабка заголосила и стала цепляться за него. В ответ захлюпали наши девчонки. Мужики крепились, сжимая зубы, следя за раскачивающимся дымящим кадилом…
Когда все закончилось, Матильда громко высморкалась и сказала:
— Вот… И пусть это послужит всем уроком…
— Дема! Коляда! — послышался сзади шепот. Мы обернулись — Петька-Черный манил нас издалека.
В кустах у ограды сидели железнодорожные, посредине на расстеленной газетке лежали желтые огурцы и лук с комьями земли в бороде, выдернутый в ближайшем огороде, и стоял пятилитровый бидон.