Выстроив нас перед классом, Матильда пропускала по одному, собственноручно измеряя ширину клешей, а у девчонок расстояние до юбки от колена. Динке Огурцовой не хватило длины линейки.
— А ты не приседай, не приседай, скромница! — Матильда поставила ей шариковой ручкой точку на ноге, чтобы домерить остаток. — Раньше надо было думать. Тут тебе не танцы, трусами сверкать!
Когда шухер закончился и все расселись по местам, она объявила:
— Брюки — максимум двадцать два сантиметра.
Юбки — не выше пятнадцати сантиметров.
— А откуда мерять? — уточнила Огурцова.
— От центра коленной чашечки. У кого будет хоть на сантиметр больше — отправлю домой за родителями.
И никакого металлолома. Это к тебе относится, Демин…
Класс недовольно загудел.
— Это чуждая нам мода, — повысила голос Матильда. — Тем более, вы знаете, к какому большому празднику готовится вся страна, — она указала на окно. На фасаде школы висели огромные портреты, и нам достались рот и борода Карла Маркса. — И ты, Демин, тоже готовишься, а не лазишь под партой, будто клад там нашел!.. Киселев, ты не надумал в комсомол вступать?
Киселев упрямо набычил голову и встал, глядя в парту.
— Ему боженька не велит! — тотчас оживились все. — В рай не пустят!
— Господи, ну почему ты в моем классе? — вздохнула Матильда. — Все показатели портишь. Шел бы в семинарию, что ли, ходил бы в рясе и долбил целый день лбом об пол…
Все радостно заржали, представив толстого неуклюжего Киселя в рясе.
— И еще, — продолжала Матильда. — Все знают, что летом случилось чрезвычайное происшествие… Встань, Колядко!
Я поднялся, сунув руки в карманы. Класс сочувственно затих.
— Старший брат этого обалдуя, ученик десятого класса нашей школы, разбился на мотоцикле. И я хочу сказать, что это не случайность, это должно было случиться, рано или поздно… Сядь, Колядко, глаза б мои тебя на тебя не смотрели… В то время, как ваши ровесники жертвовали жизнью за идеалы революции, сражались в партизанских отрядах — вспомните хотя бы Валю Котика и Зину Портнову… — Матильду понесло.
— Сука старая, — буркнул я, садясь. — Убью…
Но Дема меня не поддержал. Он вообще не слышал пламенной Матильдиной речи, он развалился за партой, далеко вытянув ноги, поглядывал куда-то вниз и ухмылялся. Я тоже заглянул под парту. Дема положил зеркальце на носок ботинка и теперь засовывал его под переднюю парту, между ног Огурцовой.
— Дай позырить!
— Самому не видно, — пропыхтел Дема. Держать прямую ногу на весу было трудно.
Я оттеснил его и заглянул издалека в зеркальце. Там видны были только белые огурцовские ноги, уходящие в темноту под юбкой. Мы так увлеклись, что не заметили, как сползли под парту по шею.
— Погоди, я ближе гляну, — прошептал я и полез вниз с головой.
— Чего там у вас, мужики? — перегнулся к нам сзади Кисель. — Дайте посмотреть…
— Колядко, Демин, Киселев! — раздался над нами голос Матильды. — Дневники на стол и вон из класса!
— С Первым сентября! — с чувством сказал Дема.
Он вытащил пачку «Беломора» и протянул мне.
— Ого! Откуда?
— У бати стырил. Он вчера бухой был…
Мы закурили на бревнах около кучи угля у школьной котельной.
— Кисель, — спросил я, лениво щурясь на солнце, — а почему, правда, космонавты твоего Бога не видели?
— Я же говорил, его можно узреть только душой.
— Так у них же локаторы.
— Нет, он является только тому, кто истинно уверовал.
— Во брехня! — сказал Дема. — Если я истинно уверую, что у меня мотоцикл есть, — что, мотоцикл ко мне явится?
— Погоди. А ты сам-то его видел? — спросил я.
— Нет, — вздохнул Кисель. — Я грешен…
— Гляди, — вдруг толкнул меня в бок Дема, указывая глазами на Петьку-Черного, который появился из-за угла. — Говорят, он в деревне местную девку шпарил все лето!
— Да ты че? — я недоверчиво посмотрел на Черного. Петька с длинным косым чубом ниже бровей был всего на год старше нас. — Айда, спросим!
Мы догнали Черного.
— Слышь, Петь, — вкрадчиво сказал Дема. — А правду говорят, что ты это…
— Че?
— Ну, это… — Дема показал на пальцах.
— Ну, — подтвердил Черный.
— Петь, расскажи, а?
— Да пошел ты… — Петька повернулся было уходить, но заметил папиросу у Демы в руках. — Чего смолишь?
— «Беломор», — Дема с готовностью вытащил пачку.
— Ну ладно, так и быть… — Черный с показной неохотой, вразвалочку вернулся с нами на бревна. Мы расселись вокруг, благоговейно глядя ему в рот, готовые внимать каждому слову. Дема поднес ему спичку, Черный важно прикурил и начал: