— И не вздумай вечером у дома торчать, — на ходу обернулась Танька. — Мы сегодня на танцы идем.
— С кем? — я даже остановился.
— А тебе какое дело? — и Танька отвернулась.
Я застегнул тугой воротничок новой зеленой рубахи, заправил ее в оранжевые клеши, осмотрел себя в трюмо со всех сторон, и очень себе понравился.
Антонина и Леха тихонько сидели в разных углах: Антонина будто бы читала с умным видом, уже полчаса одну страницу, Леха, тиская колено о колено, пялился в телевизор, и оба по очереди нетерпеливо поглядывали мне в спину.
Я еще причесался не торопясь и пошел к двери.
— Чтобы в десять был дома, — строго сказала вслед Антонина.
— Ага, как же! — нагло ответил я.
— Я сказала: в десять дома! — повысила голос Антонина.
Только этого я и дожидался.
— А-а… — сокрушенно махнул я рукой. — Чего тогда идти! Туда да обратно… — я вернулся и прочно сел перед телевизором.
Они растерянно глянули друг на друга.
— Ну… до половины одиннадцатого… — беспомощно сказала Антонина.
Я молчал.
— Да чего там! — вдруг по-петушиному выкрикнул Леха. — Пускай гуляет пацан! Я в его годы раньше полуночи не возвращался!
— Да не, я передумал уже. Телек лучше посмотрю… — лениво отозвался я. — И денег нет…
— Я же давала тебе утром пятьдесят копеек.
— Потерял.
Они снова глянули друг на друга, и Леха мрачно вытащил из кармана рубль.
— Ладно. Так уж и быть… — снисходительно протянул я.
Я громко захлопнул за собой дверь, переждал чуток и снова распахнул. Два голубка, уже сосавшиеся посреди комнаты, испуганно брызнули в стороны.
— И не балуй у меня! — погрозил я Лехе и помчался вниз по лестнице.
Перед входом на танцплощадку толпился приодетый народ. Волосатые «Апачи» на сцене настраивали инструменты, тугие раскаты электрогитар далеко разносились по вечернему парку, от писклявых аккордов «ионики» щекотно вирировало в ушах. Ложечевский в своих умопомрачительных светящихся клешах деловито повторял в микрофон: «раз-раз-раз…», «раз-раз-раз…».
Как всегда перед танцами, тут царило радостное возбуждение. По закону на танцплощадке не дрались, и парни, «кирпичные» и железнодорожные, собравшись своими кодлами в кружок, курили, поплевывали в середину, громко ржали и искоса разглядывали девчонок.
Девчонки в высоких начесах, крепко сцепившись по двое, по трое под ручку, делали вид, что совершенно случайно оказались здесь и еще не решили — остаться или уйти. Тут же я заметил Огурцову в забракованной Матильдой короткой юбке.
Дема и Кисель ждали поодаль от входа у дыры в железной ограде.
— Пошли! — деловито кивнул я.
— Погоди, народ набьется.
Я шикарным жестом вытащил Лехин рубль.
— Живем! — обрадовался Дема, поплевал на пальцы, загасил чинарик и спрятал в карман.
Я высмотрел Таньку и втиснулся в толпу прямо у нее за спиной. Она оглянулась, зло сжала губы и еще плотнее придвинулась к подругам.
Жирный длинноволосый парень с нависшим над поясом тугих клешей брюхом открыл железную калитку и стал запускать народ, отрывая билеты от рулона. Я небрежно, двумя пальцами протянул ему рубль.
— Читать умеешь? — жирный ткнул пальцем себе через плечо на полинявшую табличку: «Дети до шестнадцати лет на танцплощадку не допускаются».
— Да ты че, мне еще в том году шестнадцать было! — возмутился я.
— Второй год в десятом классе! — поддержал Дема.
Сзади недовольно загудели, очередь стала теснить нас в сторону. Жирный выхватил рубль, сложил и сунул мне в карман рубахи:
— На горшок и спать!
Вокруг захохотали. Танька, уже вошедшая с подругами в железный загон, злорадно ухмылялась. Я вдруг представил, как позорно выгляжу сейчас в новой рубахе, старательно причесанный, привставший на цыпочки, чтоб солиднее выглядеть.
— Пидор волосатый! — в отчаянии заорал я прямо в одутловатое лицо парня. — Мясокомбинат!
Я корова, я и бык, я и баба и мужик! — подхватил Дема.
Парень рванулся было за нами, но на него напирала очередь, и он только провел нас бессильным взглядом.
— Не надо было понты давить, — пробурчал Дема. — Пролезли бы как обычно.
— А теперь хоть вообще не ходи — внутри поймает, — сказал Кисель.
Мы смолили чинарики у решетки. Внутри уже начались танцы.
В каждой строчке
Только точки
После буквы «л».
Ты поймешь, конечно, все,