— Один из нас не сойдет с этой лодки, — сказал Дженкс из моего сна. Чёрные искры посыпались с него, когда он вытащил свой садовый меч и полетел на меня.
Моё тело дёрнулось, когда во сне я откинулась назад и ударилась о тиковые половицы. Все ещё грезя, я потянула линию и взорвала Дженкса в тысячу пауков, которые дождём посыпались на меня.
Вскрикнув я проснулась. С бешено бьющимся сердцем я начала скидывать воображаемых пауков с ног.
«Дженкс…», — подумала я, в ужасе от того, что причинила ему боль даже во сне. Дженкс был моей опорой, тем, от кого я зависела больше всего, и кто зависел от меня, чтобы выжить зимой. С чего бы мне видеть сны в которых, мы причиняем друг другу боль?
— Чёрт, — прошептала я, сжимая в кулаки занемевшие руки. Неужели я потянула линию во сне? Потрясённая, я потянулась к двери и вышла, чтобы отстраниться от кошмара.
Утро конца ноября было прохладным после душной машины, и я плотнее закуталась в своё тёмно-зелёное кожаное пальто. На самом деле оно было почти чёрным. Маслянистый блеск хорошо сочетался с моими часто вьющимися рыжими волосами, бледным цветом лица и временами дерзким поведением. Тем не менее… Я осторожно закрыла дверь машины бедром, чтобы сохранить тишину в районе, в котором были жители среднего и низшего классов. До девяти оставалось немного, а это означало, что несколько человек на улице направлялись на работу или в школу, а большинство внутриземельцев и близко не думали вставать.
Засунув руки в карманы, я пошла по потрескавшемуся тротуару к широким ступеням церкви. Мои ботинки, сделанные вампирами, почти бесшумно освещались пятнистым солнцем, пробивающимся сквозь голые ветви. Потрепанная ворона с распущенными перьями зловеще сидела среди цветов и тарелок с едой, украшавших цементные ступени, и я нахмурилась. Подношения были оставлены благодарными бывшими фамильярами, освобожденными, когда демоны вновь обрели способность ходить в реальности. Прошло два месяца, но даров стало больше, и увидев их там, я вспомнила, как в Цинциннати подумали, что я погибла во время взрыва, который оторвал заднюю часть церкви разбросав по саду и прилегающему кладбищу.
Это был тяжелый сентябрь.
— Кыш, — сказала я, махнув грязной птице, и тварь полетела на ближайшее дерево, тихая и бесстрашная, ожидая, когда я уйду, прежде чем она вернется и возьмет то, что хотела.
Дверь была не заперта, и чувство потерянности в Камелоте поднялось, когда я посмотрела на блестящую металлическую табличку. ТАМВУД, ДЖЕНКС И МОРГАН, ООО «ВАМПИРИЧЕСКИЕ ЧАРЫ». Скривив губы, я, вошла, шаркая ботинками в темном вестибюле, подошла к двери, закрыла её, скрыв тем самым утренний свет. Даже мне было трудно игнорировать надпись на стене, хотя я не была готова расстаться с воспоминанием, в котором мы втроем были разбросаны, пока церковь ремонтировалась.
Я замедлила шаг, когда тишина этого места стерла затянувшееся беспокойство из моего сна. Письма и нежелательная почта были беспорядочно свалены на столе у двери.
— Почтовые сорняки, — назвал их Дженкс, и, пока я ждала, когда мои глаза привыкнут к свету единственного целого окна, я перебрала конверты, чтобы найти счета и засунуть их в задний карман.
Даже сейчас я чувствовала запах вампира, пикси и ведьмы, смешанный с более сильными запахами фанеры, вырезанной два на четыре, и потных оборотней, ремонтирующих это место. Бильярдный стол Кистена стоял у стены, куда его оттолкнула Богиня так, будто он был сделан из картона. Детский гранд Айви выглядел лучше, но он был покрыт строительной пылью, в то время как бильярдный стол Кистена имел виниловую крышку и трафаретную табличку, гласящую, что тот, кто использует его в качестве верстака, будет выпотрошен.
Я улыбнулась, размахивая руками, когда направилась к нему. Хорошо было иметь друзей.
Запах плавящихся ботинок и горящей плоти щекотал мой нос, и я избегала очертаний резины, приклеенной к половицам там, где стояла Богиня. Мистики, которые служили ей бесчисленными глазами, были настолько толстыми, что труп, который она оживляла, горел. Линия огня показывала, где Ал обвел нас, грязь от тысячелетних проклятий, служившая неожиданным защитным фильтром от ярости Богини. Фанера закрывала дыру в полу, и мой взгляд поднялся к толстым потрескавшимся балкам и, выше, за подвесным потолком, к блеску кончиков ногтей.