Я представила, как он свернет на Тарвер-стрит, пройдет мимо белых домиков с застекленными верандами, а затем выйдет на Спринг-стрит, где стоят нарядные особняки, выходящие окнами на бейсбольное поле колледжа. Дальше он понесется по Хэттон-стрит, мимо литой решетки с позолоченными лилиями. Возле городской больницы снова окажется на Дикси-авеню, названной в честь Дикси Хьюз, давно почившей дочери столь же давно почившего политика. Кажется, ее сбил поезд где-то в квартале от колледжа. Местное предание гласило, что она, только-только отъехав от женского общежития, стала махать какому-то парню и угодила под поезд, который тащил ее машину целых семьдесят футов.
Поднялся холодный ветер, но я боялась вернуться в здание. Платье Джо-Нелл на мне насквозь промокло и, скорее всего, было безвозвратно испорчено. Вдали я разглядела в тумане фигуру Сэма. Когда он поравнялся с последним домом, я подошла к краю дорожки. Он прошел целый круг, и я встретила его на полпути.
ДЖО-НЕЛЛ
— Терпеть не могу похороны! — прошипела я Элинор.
— Тс-с-с!
— Не могу и все!
По мне, похороны — все равно что великосветский прием. Гвоздь программы выставлен на всеобщее обозрение, словно запеченный в меду окорок; весь пропитанный парафином, этот окоченевший кусок мяса лежит среди хризантем и медных канделябров. «Да ни за что на свете! — думала я. — Когда там, в Техасе, придет мой смертный час, пусть меня просто зароют в землю и посадят надо мной дерево».
— Гляди! — Элинор указала мне на Джексона, который удирал через черный ход. Чтоб мне сдохнуть, вид у него был как у побитой собаки! С чего бы это? Видать, у Фредди предменструальный синдром. Или может, его вызвали к какому-то сопляку. Ну или попросту понос прошиб. Со мной был такой случай в «Кроуз нест», баре, выстроенном среди полей. В результате мне пришлось бежать до ветру куда глаза глядят.
— А что этот доктор так и вьется вокруг тебя? — вдруг выпалила Элинор.
— Который? — переспросила я.
— А то ты не знаешь! Доктор Ламберт.
— Клянется, что любит меня.
— Но он ведь женат, не так ли?
— Разумеется.
Элинор закатила свои желтые глаза.
— Видишь эту лягушечку? — показала я ей булавку у ворота куртки. — Это он мне подарил.
— Какая миленькая! — Она погладила лягушку по головке. — Карата двадцать четыре! Дашь мне ее поносить?
— Я заберу ее с собой в Техас.
— А как же твой ухажер?
— Говорит, что приедет меня навестить. — И я улыбнулась в кулачок, вспоминая, чем мы с ним недавно занимались в женском туалете. (Ходунки пришлось оставить у входа, прислонив их к стене.) К нам в кабинку неистово барабанили, а когда я наконец-то открыла дверь, мы нос к носу столкнулись с Сисси Олсап. Она таращилась то на меня, то на Ламберта, а ее нижняя челюсть так и отвисла, обнажив целый ряд амальгамовых пломб.
— Возможно, я буду в Техасе даже раньше, чем планировал, — сказал мне потом Ламберт.
Элинор снова затрясла головой.
— Но если он так уж тебя любит, зачем ты уезжаешь? Ты же об этом мечтала.
— А плевать! Я страшно рада, что еду в Техас.
— Зато я не слишком рада. — Элинор ткнула меня локтем. — По-моему, ты просто свихнулась.
Тут до нас долетел взволнованный старушечий шепот, и я обернулась поглядеть, что стряслось.
— А кто это там с ее внучкой? — шипела одна из вдовиц. — Он что, родственник?
— Какой красавчик!
— Обожаю рыжих! И какой у него загар!
— Он что, работник солярия?
— Говорят, он из Мексики.
— Боже, неужто испанец?!
— Хм, на иностранца вроде не похож.
— Что? Фредди вышла за иностранца?
— Ну хоть кто-то из Минервиных девочек оторвал себе парня.
Эти вдовы — сущие гиены. Ненавижу их морщинистые шеи, шляпы с перьями и пожелтевшие ногти, похожие на птичьи коготки. Можно подумать, я себе никого не оторвала! Но тут я заметила свою сестренку: господи, что за кошмарный вид! Вся мокрая до нитки и с волосами, слипшимися, как у дворовой кошки. А рядом с ней шел красавец, каких у нас днем с огнем не сыщешь. Он тоже промок, а его медно-каштановые волосы были коротко острижены. С такого расстояния я не могла разглядеть, но, кажется, у него были голубовато-зеленые глаза. Черт возьми, да это же мой родственничек! Свояк — или как там его? Живьем я его ни разу не видала, а по фоткам, что присылала нам Фредди, было ни черта не понять. Я слышала, что у него голубые глаза и рыжие волосы, но, зная, что он ныряльщик, упорно представляла себе Ллойда Бриджеса в гриме к «Морской охоте». Видать, у сестренки проблемы с головой: такие мужики, как Сэм, на дороге не валяются, по крайней мере в Таллуле. Не будь я калекой, сейчас же понеслась бы к нему и попыталась охмурить. Хотя нет, вру. Я бы в жизни такого не сделала, тем более в зале прощания. Хоть злые языки и болтают всякий вздор, но у меня все же есть моральные устои.