— Нет, — выдохнул Джеймс.
Они не появлялись в квартире Джеймса целую неделю. Джеймс пробирался туда, чтобы переодеться, но старался делать это днем, когда Патрик был на работе. Джеймс не очень боялся встречи с соседом, но ни он, ни Ралли не хотели иметь с ним дело. Они не знали, как он отнесется к их отношениям, но обсуждать это с кем бы то ни было, особенно с Патриком, не хотелось. Поэтому они не знали и не интересовались, чем кончился «дебош». Они знали, что Уолтер и Генри стали приятелями, и надеялись, что Николь Боннер выйдет замуж за Дугласа Керчека. Они наслаждались друг другом. К радости Ралли, Патрик не имел ни малейшего представления, где она живет. Она всегда приезжала к нему, и никогда — наоборот. Таким образом, оказалось, что Ралли и Джеймс предоставлены самим себе. Манхэттен — целый мир, в котором неделя оборачивается медовым месяцем.
Они катались на коньках в Рокфеллер-центре. Посетили музей Клойстерс, постояли перед гобеленом, где первый раз встретились. Они обсуждали снег, смертную казнь, но больше всего они говорили друг о друге. Джеймс заметил, что все время говорит Ралли о том, как она выглядит, будто не доверял зеркалам вокруг.
— Ты прекрасна, — говорил он.
— Нет, — протестовала Ралли.
Джеймс поцеловал ее за ухом.
— Ты прекрасна.
В отместку Ралли назвала Джеймса тигром.
— Кто я?
Они опять оказались в постели Ралли. Был субботний вечер. Ралли села на кровати, потянулась и достала с полки книгу.
— Это мое любимое стихотворение, — объяснила она, — «Разоблачение десяти часов» Уоллеса Стивенса. Послушай. «Дома населены белыми ночными рубашками…»
— Ложись. — Джеймс потянул ее за локоть.
— Нет, слушай. «Дома населены белыми ночными рубашками. Нет ни одной зеленой, пурпурно-зеленой, желто-зеленой или желтой с синей каймой…»
— Ты не носишь ночную рубашку, — поддразнил Джеймс.
Ралли толкнула его.
— Слушай, милый. Пожалуйста. Мне так хочется.
— Хорошо.
— «…или желтой с синей каймой. На них нет кружевных шнурков и нанизанных бусин. Люди не спят, подобно обезьянам или моллюскам. Только старый моряк напился, и заснул в сапогах, и ловит тигров во сне». Вот.
Ралли отложила книгу и прижалась к Джеймсу.
Джеймс перевернулся на спину, положил руки за голову.
— Итак, я тигр, — произнес он.
— А я пьяница. Моряк. — Ралли поцеловала Джеймса в шею.
Они лежали на одной подушке и смотрели друг на друга.
— Я привыкла считать своим тигром Патрика, — прошептала Ралли.
— О. — Джеймс похолодел.
— Не сходи с ума, дорогой. Я тебе это рассказываю, чтобы ты понял, что именно поэтому я позволяла делать с собой такие нелепые вещи. Связать и оставить привязанной к кровати. Я думала, он исключительный.
— О-о-о!
— Я больше так не считаю. — Она обняла его. — Это ты. Ты единственный.
Джеймс закрыл глаза. Ему хотелось сразиться с Патриком Риггом, пробежаться по Верраццано, остаться в этой кровати навсегда. Он вспомнил об Отисе.
— Так вот каким ты хочешь меня видеть? — спросил он. — Нелепым?
Ралли поцеловала его.
— Нет, милый.
Джеймс взглянул на нее. Ему хотелось рассказать ей об Отисе, но внутренний голос подсказал ему подождать. Приберечь для особого случая.
В субботнюю ночь на второй неделе после Нового года Патрик Ригг вошел в квартиру. Он сдерживался целую неделю, не обращая внимания на отсутствие Джеймса. Он знал, что Джеймс у Ралли. В «Минотавре» они танцевали, окруженные толпой панков, а потом исчезли.
Патрик пытался занять себя работой, заполнить вечера другими женщинами. Он затащил Криспин и Кеттл в постель, и они вытворяли такое, о чем другие мужчины только могли мечтать. Но в его сердце все эти семь дней росла черная, навязчивая мысль: Ралли выбрала Джеймса. Ралли выбрала Джеймса. Ралли Мак-Вильямс, его самая сексуальная, самая упрямая и самовлюбленная женщина, бросилась к этому тихоне Джеймсу.
«Ну и что? — думал Патрик, меряя шагами квартиру. — У тебя много женщин. Отпусти эту сучку».
Но он не мог. Его душа была хрупким карточным домиком, а картами были женщины, каждой было отведено свое место. Он тратил все свои деньги на женщин, ласкал их, управлял ими. Это все, что у него было. У него умерли мать и брат, воспоминания о которых преследовали Патрика каждый день. Его приятели из Манхэттена появлялись только на вечеринках. Поэтому Патрик полагался на своих женщин, на их тела и общество, так же как Джеймс полагался на Отис. Исчезновение таких, как Фрида, которые располагались где-то с краю, не раздражало Патрика, а вот то, что он позволил другому мужчине увести Ралли, женщину-карту, лежавшую в основании домика, выводило его из себя. Казалось, что все рушится, теряет свою целостность, и страхи, вселенское одиночество, с которыми у Патрика было заключено перемирие, вырываются и нападают. Кроме того, Ралли была единственной женщиной, которая выполняла все его невысказанные, невозможные желания. Стоя перед зеркалом, лежа связанной на кровати, она влюблялась в себя — была очарована собственным телом и душой — и поэтому она становилась бесконечно нужной Патрику.