Даэд наклонился к лицу Неллет, прошептал еле слышно в ухо:
— Молчи. Я сам.
— Счастливые люди высокого правителя Веста! Великая Неллет рада проснуться к вам и счастлива позаботиться о вашем счастье. Хотите теплой осени без наводнений? Мягкой зимы без жестоких морозов? Без тварей, что приходят в пещеры забрать на еду беззащитных детей?
— Ахх, — пронеслось по толпе. Женщины вставали и подходили ближе, жадно глядя на Даэда.
— Великая Неллет обещает вам счастье покоя. Если вы устроите и ей настоящий дом. С теплым очагом и крепкими стенами. С друзьями, которые будут стеречь ее сны. Я — сенто-вестник, первый из шести сенто, который справился и разбудил королевну Неллет. Я избран ей в передающего сны счастья. А для записей, которые укрепят сны в будущем, избран ею учила Немрос.
— Он же старик, — прошелестел чей-то шепот и умолк от резкого окрика.
— Если же нет для нее теплого дома с крепкими стенами… — Даэд грозно обвел глазами толпу, — что ж, прямо сейчас Неллет уснет, и пробудится только весной, встречая тех, кто пережил зиму. Сам. Без ее заботы.
— Есть, — уверенно крикнул молодой мужчина из середины толпы, — дом Эхилея, что рядом с наружной стеной. Эхилей, что погиб на охоте третьего дня. Его жена ушла давно, там пусто. Но пока еще дом живой. Даже с вещами всякими.
— Да, — загомонили вокруг, радуясь простоте решения, — ясно, да, дом Эхилея.
— Ведите нас, — Даэд осторожно спрыгнул, прижимая к груди Неллет, такую легкую и совсем неподвижную.
Обошел Веста, тот повернулся, сводя белые брови. Но тут же сделал милостивое лицо, помахивая рукой гудящей толпе, пошел следом, кивая во все стороны.
— Сенто-вестник, — пересказывали друг другу люди, — надо ж, кто и подумал бы. Первый из шести сенто, а может, будет нам в этом году счастье? Теплое, для человеков.
— Ты поумнел, — вполголоса похвалил Вест названного брата, идя рядом с ним по каменному лабиринту, — и прекрасно. Я прослежу, чтоб устроили вас хорошо. И поставлю охрану.
— Не надо охраны.
— Не тебе решать, младший.
Даэд собрался возразить, но Вест повернулся к людям, которые следовали за ними на почтительном расстоянии.
— Слава вестнику-сенто, который теперь неусыпно заботится о великой Неллет!
— Слава-слава-слава! — покатилось по коридору.
— А не сумеешь, неусыпно, — негромко продолжил, обращаясь к Даэду, — придется вернуть принцессу ее возлюбленному Янне-Валга. Что рот раскрыл? Думаешь, пока ты скитался, бросив ее на двадцать лет, наша Неллет блюла тебе верность? Не знаю, примет ли ее Яннеке, такую… не очень живую. Но мы попросим.
Двадцать. Даэд опустил глаза к своей руке на талии Неллет. Рука взрослого мужчины. С кольцами, полученными неизвестно когда, и потерявшими свою ценность в мире, отражающем Башню. Таком далеком. Таком же далеком, как те шестнадцать лет, в которые он заснул, держа в руке ладонь Неллет. Двадцать лет?
Наверное, он спросил это вслух, потому что Вест поправил, издевательски сочувственным тоном:
— Двадцать шесть, младший. Не забывай, ты — шестой вестник месяцев сенто. Последних, из тех, что прошли вне Башни.
Дом оказался неожиданно уютным. Видимо, Эхилей был крепким хозяином своей одинокой жизни. Пока не погиб на охоте. Лавки вдоль стен заполняла простая утварь, в камень над ними вбиты крюки с развешанными топорами, кирками и веничками сушеных трав. В очаге под каменным козырьком кучкой лежали черные угли, над ними решетка держала казан и ковши с закопчеными днищами.
А потолка не было. Даэд устроил принцессу на деревянной кровати, устланной толстыми покрывалами, поглядывая на серое небо, по которому снова и снова проплывали днища кораблей, будто они все под водой, на дне. Как они шествуют по небу? Летучие корабли?
Он пока что выбросил из головы все вопросы. Кроме самого важного — надо оберечь Неллет, и не дать ей заснуть.
Рядом суетился старик, Даэд взглядывал на него, морщась от изумленной жалости, отводил глаза, слушая поспешливое бормотание, полное боязливой надежды. Это Немерос? Наставник с величественной осанкой, с гордой головой, полной знаний. Если народ покинул Башню меньше, чем тридцать лет назад, неужели столь малого срока оказалось достаточно, чтоб отбросить человеческое сознание в дебри почти бессмысленности?
— Что? — он нагнулся к лицу Неллет, слушая тихий шепот.
— Больно, — повторила она, смеживая веки.
Выпрямился растерянно, не понимая, как быть. Его возлюбленная лежала, как сломанная мягкая кукла, клоня к плечу голову и неловко вывернув руки. Даэд снова попытался уложить их правильно, но оставил попытки, увидев, как исказилось белое нечеловеческих пропорций лицо.