— Я здесь.
Голос раздался впереди и там столбы разошлись, превращаясь в деревья, показывая мирную сказочную поляну с бревенчатым домиком, распахнувшим резные двери на высоком крыльце.
Ами недоверчиво медлила, перебирая в памяти детские сказки. Домик пришел оттуда, а думала, совсем забыла то, что рассказывала ей нянька еще до обучения в пансионе. Или эта сказка совсем не ее? Кто-то, кто был до Инн, помнит ее лучше. Так хорошо, что картина оказалась совсем настоящей.
Трава на полянке была просто травой. Укладывалась под осторожные шаги, иногда покалывала ступни, чуть-чуть, щекотала лодыжки. И ступени, прогретые солнцем, были просто ступенями из старых деревянных плашек. Ами вошла в полутемную комнату, освещенную солнцем через небольшое окно напротив. Свет падал на старый стол, оставляя в сумраке стены и мебель вдоль них. Сверкали глазурными боками расставленные по столу круглобокие чашки.
Девушка сидела в тени, только руки в закатанных рукавах простой блузки белели в мягком заоконном свете. Придерживая ладонью донце, подняла пузатый кувшин, наклонила над чашкой, выравнивая тугую белую струю.
— Молоко, — с облегчением сказала Ами, подходя ближе.
Молоко лилось в еще одну чашку, и в следующую, наполняя каждую до половины.
— Как хорошо. Молоко, — Ами присела, расправляя подол деревенского платья. Вдохнула, чтоб тугая шнуровка стеснила грудь. Было приятно вновь оказаться одетой, защищенной, после блужданий в сером зыбком тумане.
Теперь ей было видно лицо спутницы. Белая кожа, яркий румянец во все щеки, сильная шея с ниткой керамических бус, сборчатый вырез белой рубашки. И волна темных блестящих волос по обнаженным плечам.
Губы разошлись в легкой улыбке. Кувшин глухо стукнул донцем о столешницу.
— Выбирай, моя королева.
Темные глаза следили за движениями Ами. Та кивнула, благодаря. Подумала, нельзя называть ее Инн, она еще не она. Будто время кинулось обратно или рассказывает о недавних воспоминаниях. Но как ее зовут? Звали…
— Спасибо тебе, добрая. Прости, я не знаю твоего имени.
Девушка перестала улыбаться. Широкие брови удивленно приподнялись, она подалась вперед, кажется, собираясь остановить королеву. Но та уже приняла чашку и с наслаждением сделала несколько глотков, радуясь уютному вкусу. И девушка молча откинулась к стене, уходя в тень, только глаза поблескивали внимательно.
— Гюнтера, — ответила низким приятным голосом, — обманутая Гюнта, с которой тебе делить сны, моя королева.
Последний глоток показал донце чашки и Ами вскрикнула, почти отшвыривая ее по столу. На донышке, блестя каплями молока, извивалась жирная слепая личинка, дергалась, будто искала ее наощупь.
— Не нравится? — голос становился все ниже, шуршал бархатом, и почему-то невозможно было противиться тому, что говорил, — выбери другую чашку. Их всего пять. Ты сильная. Ты найдешь свою, в которой все хорошо.
Ами нехотя тронула пальцем другую, белеющую невозмутимой поверхностью. Перевела глаза на третью. Белые круги молока — такие одинаковые. И каждая прячет в себе что-то. Таковы правила игры сна.
«Это не мой сон. Потому я подчиняюсь».
— Что же ты? Тебе страшно?
Голос смеялся под внешней участливой интонацией. Ами сосредоточилась и взяла выбранную чашку. Мысленно пообещала: погоди, после твоего сна придут мои. Что тогда ты сделаешь, Гюнтера обманутая?
В три глотка осушив чашку, она открыла глаза, сжимая губы, чтоб не вывернуться рвотой, если там в ней снова…
В чашке лежали, мокро сверкая, бусины. Граненые, разноцветные. Ничего, вроде бы отвратительного не было в мокрой кучке стекла и металлических колечек. Но так противно их видеть в лужице молока, которое она пила только что, рискуя проглотить украшения.
— Еще? — Гюнта нагнулась, выныривая из тени, рука двигала чашки, мешая королеве собраться с мыслями, — эта? Или эта? А есть ли в тебе что-то, что все-таки хорошо, моя королева? Что хорошо везде? Или во всех пяти такое, как это сказать? Скажи сама, ты знаешь много умных слов.
— Негармоничное. Несоответствие. — Ами выбрала чашку, держала перед собой, не решаясь поднести к губам.
— Да? Наверное, да. А ты выбери такое, чтоб радовалась твоя душа и души тех, кто вокруг.
Ами подумала о еде, о своих лошадях, о потной спине Денны, когда он лежит на ней, придавливая тяжелым мужским телом. О цветах королевского дворца. О бумагах, содержащих указы и умные мысли. О…