Правильнее всего отнести их в центр врачебного контроля, решила веа, уже одеваясь. Пусть специалисты решают, как быть. Но вдруг они закроют школу на карантин? Столько хлопот…
Она уже спускалась по витой лестнице, кивая утренним соседям, и вдруг, на первом этаже, где в светлом проеме дверей виден был передок повозки с черной фигурой водителя, замерла, качнулась, цепляясь потной рукой за чугунный завиток перил.
Будто реальность взрезали ножом или прорвали когтистой лапой, и оттуда, из дыры, что неумолимо расширялась, упало на изящно причесанную голову — горе. Такое, какое мучило ее ночами, — сильное, пронзительное, неизбывное.
— Натан, — голос женщины понизился до хриплого шепота, — мальчик мой. Натан. Коста!
С улицы донесся чей-то веселый голос, мимо повозки прошагал смех, утренний торопливый разговор на ходу, и ребенок крикнул, требуя чего-то от родителей. А еще — птицы, плеск фонтана на небольшой площади. Шелест листвы. Мягкое ворчание двигателя повозки.
Веа оторвала пальцы от перил. Сглотнула, и сделала неуверенный шаг к свету. Ей показалось или, и правда, память только что рассказала ей не о давнем, не забытом горе, а о тех страданиях, которые — каждую ночь?
— Нет, — шептала она, выходя и щурясь, кивая водителю, усаживаясь под натянутый светлый полог, — нет-нет, конечно, нет, ну какая ерунда.
Но когда, после недолгой поездки, улица вильнула, переходя в знакомый окраинный переулок, который кончался красивыми воротами школьного двора, веа нахмурилась, сжимая губы в тонкую линию, прокрашенную помадой. К чему лгать себе. Память сказала правду, ночью к ней приходили кошмары. Страдания. И она знает, чья это вина. Все было, как всегда, кроме одного — в старом сенном сарае завелись демонские отродья. И одного из них она по женской глупости и любопытству почти держала в руках. А в старых рукописях не зря написано, что кошки могут не только убивать птиц и красть еду. Они прыгают в темные миры, и притаскивают оттуда на острых когтях беды и несчастья.
К вечеру того же дня веа Клодэй продолжала думать именно об этом, пытаясь одновременно понять, что же делать дальше. Кошмар и ужас, эти трое сбежали, прихватив с собой картонную коробку с котятами. И кошка исчезла тоже. Веа должна была еще с утра, когда садовник отвел ее в сторону и пересказал, что коробка исчезла, устроить поиски, привлечь городскую полицию, но записка, оставленная на столе в кабинете, позволила ей пока не поднимать шума.
«Мы вернемся, когда устроим ее, веа-мисери», было написано крупными угловатыми буквами на листке из тетради. И еще «простите нас, не ругайте».
Калем не написал, о ком шла речь, и веа снова подивилась его не детскому уму. Понял, у нее могут быть неприятности. И что же делать? А вдруг они не вернутся к ночи? Где проведут ее?
Веа сидела за столом, касаясь пальцами новой вассы, такой странной, хитро и сложно сплетенной. И в самом центре, среди нитяных узоров, привязана брошка в виде цветка. Она-то думала, потеряла любимое украшение, а нет, вот оно — поблескивает бронзовыми лепестками вокруг граненого камушка вишневого цвета.
Странные дети. Молчаливая Натен, к которой каждую неделю приезжает отец на богатой повозке, и долго сидит с ней в саду на скамье, вежливо отказываясь от гостевого обеда в светлой родительской гостиной. Шумный Калем с хитрыми серыми глазами, на широком лице — такая проницательность, что веа становилось весело и неуютно, когда говорила с мальчиком. И невысокая хрупкая принцесса Неллет, в светло-зеленых глазах которой таяла и никак не уходила постоянная печаль. Трое. Все время вместе. Вот, сплели ей вассу, похоже, в три пары рук, это какую нужно иметь связь друг с другом, чтоб суметь создать гармоничное плетение одновременно на шести ладонях с растопыренными пальцами. Куда могли податься трое десятилеток, что решили убежать из пансиона?
Веа знала, куда. Если кто из детей и решался сбежать в поисках приключений, то находили их на дорогах, ведущих за мыс, обнимающий Лагуну. Там устроен сказочный заповедник с непроходимыми с виду чащами, с рощами прекрасных деревьев, среди которых бродят таинственные звери, не опасные, но загадочные с виду. И еще — огромный песчаный пляж, лежащий в объятиях длинных мысов. Заповедное место защищено силовыми барьерами, так что вернуть беглецов не составляло труда. Но эти трое. Вдруг они сумеют? До заповедника день пути по пригородным дорогам, не пешего, конечно, но всегда найдется крестьянская повозка, которая увезет подальше от города, а там несколько часов пешком. Если хранители порядка получают сведения о разыскиваемых детях, то их доставляют еще к ужину. Либо они ночуют в участке и утром попадают к сердитой веа, получая свою порцию наставлений и разумное наказание. Нечасто такое, но за тридцать лет службы веа может припомнить пяток побегов.