Неллет кивнула, подавая ему руку.
— Меня зовут Теннет, джент Колин Теннет, владелец химических рудников на западных плоскогорьях Зану. Я прибыл специально, увидеться с дочерью на празднике Мэйо, и принести вам мои горячие благодарности, миссе. За любовь и заботу о ней.
Кивком головы он показал в угол, где смеялась Агейя, кивая кому-то темной головкой в цветочном венке и держа воздушный подол платья пальцами.
— Она растет настоящей красавицей, — джент Теннет вздохнул, аккуратно ведя Неллет в танце, — и так похожа на свою мать. Я думал, не дождусь, не увижу сходства. Знаете, миссе, этот момент, когда из нескладного тонкого стебелька вдруг развивается нежный бутон и вот-вот брызнет лепестками, испуская дивный аромат. Несчастен тот, кто пропускает главные мгновения жизни. Я стараюсь не пропускать их.
Неллет переставляла ноги, которые стали вдруг тяжелыми, как чугунные тумбы. И умирала от желания отдернуть руку, мягко н крепко взятую мужскими пальцами. Но не могла, потому что пыталась через прикосновение поймать причину угрозы, исходящей от собеседника. Что-то в нем было такое, что насмехалось над сладкими речами, а еще — над ней самой, говоря вещи, кажется простые, но непонятные, сопровождаемые такими же непонятными образами.
— А где она? — хрипло спросила Неллет, отчаявшись понять его мысли сама, — где ее мама?
— Она умерла, — почти рассеянно ответил джент, изящно заверчивая девочку в фигуре танца и снова слегка прижимая к кафтану из тонкого сукна, — такая трагедия. Но это случилось три года назад, и думаю, Агейя уже перестала тосковать. О, моя девочка увидела меня.
Он помахал рукой и склонился над запястьем Неллет, щекоча кожу тщательно подстриженными короткими усами, — прошу простить, принцесса, я должен уйти.
Неллет молчала, и Даэд терпеливо ждал, незаметно трогая кончиком пера блестящее озерцо чернил в вычурной плошке, чтоб поймать новые слова на лету, не отвлекаясь, когда принцесса заговорит. Трижды успел коснуться чернил…
— В том возрасте я увидела ее еще один только раз. Нет, дважды, но один из них — во сне.
Неллет видела, как джент Теннет заговорил с дочерью, поклонился, беря тонкую руку в пене голубых кружев. Но тут подошел Калем, пригласил на танец, и она кивнула, радуясь внезапному счастью — весь вечер он танцевал только с Натен.
Над крышами пансиона стояла изумительная бархатная ночь, полная ярких звезд и томного соловьиного пения, и все, усталые от длинного вечера, притихли, рассаживаясь в главном дворе на длинные скамьи и пухлые обитые шелком табуретки. Молча смотрели, как улетают оранжевые фонари желаний, посланные в ночное небо старшими детьми, которые уже почти прощались с учителями и классами.
Неллет сидела одна, вернее, к ней пришла веа Клодэй и положила руку ей на плечо, понимая, как с благодарностью поняла девочка — ей может стать тоскливо от того, что Калем и Натен завершают праздничный день рядом со своими родителями. Потому и за Агейю она не особенно волновалась, зная — та сейчас рядом с отцом. И он, несмотря на опасения Неллет, оказался в итоге не таким уж и страшным. Красивый и вежливый, очень спокойный. А ее страхи, что так и не успели оформиться в нечто конкретное, они могут быть связаны с этой его рассеянностью, подумала Неллет, так же рассеянно размышляя, вот я сижу — устала от хорошего, печалюсь, что ни королева Ами, ни отец не приехали, может быть, джент Теннет прячет за показным равнодушием какие-то свои личные печали.
Утром, решила она, прижимаясь плечом к основательному боку веа Клодэй, завтра мы спросим у Агейи, и все станет понятнее.
Глубокой ночью Неллет села в постели, отчаянно пытаясь увидеть в темноте спальни что-то привычное, то, что выдернет ее из сна. Медленно возвращалась в реальность, держась глазами за блики на спинках кроватей, потом — за еле заметно светлеющие оконные переплеты. Темные крылья люстр под смутным потолком. Далекая дверь, рядом с которой неяркое пятнышко ночника у кресла мисерис Лоун.
Сон отступил, бледнея, и Неллет выдохнула, поворачиваясь и нащупывая под подушкой плетение вассы. Сжав в кулаке нитяные кисточки, снова легла. Боясь закрыть глаза и снова увидеть зеркало, из которого на нее смотрели темные глаза Агейи, полные безнадежного отчаяния. Она была ею во сне и смотрела на себя, тускло радуясь худому лицу, тощим косичкам, падавшим на костлявые плечики. В том сне, который так не хотел уходить, за ее отражением выплыло, утверждая себя в сумрачной глубине, отражение джент Теннета. Сначала пуговицы на дорогом камзоле, потом рука, еле касаясь худого плеча. После — его приятное лицо с правильными чертами — он сел позади, осматривая дочь, и губы под короткими усами сложились в жалостливую, чуть презрительную улыбку.