— Антейя Териз, бывшая жена джента Теннета, его вторая жена. Мать нашей Агейи. Могу я узнать, откуда ты знаешь? Неужели девочка сама рассказала тебе?
— Сон, — коротко ответила Неллет, не в силах отвести глаз от прекрасного лица, схваченного под маленьким подбородком ремешком чеканного шлема. Высокий султан, венчающий бронзу, падал на плечо алой волной.
Она только собралась спросить веа, неужто мать Агейи была королевой степей, о которой сложено столько легенд, но снимок скользнул в сторону, открывая следующий. То же лицо, но обрамленное зелеными прядями, такого же цвета огромные глаза, чешуя на покатых плечах.
— Она была актрисой великого Театра Зану. Из-за нее джент Теннет расстался с первой женой, высокородной, как он сам. Но не женился на Антейе, почти до самой ее смерти, и вдруг. Когда ее болезнь подходила к концу…
Веа Клодэй развела руками, кладя их на подлокотники.
— Передумал. Это ущерб для репутации, но он поступил честно, хоть и в самом конце. Агейя? Она не его дочь. Возможно, из-за нее он и не хотел связывать себя законом. Сначала. Неллет, я сказала достаточно. Агейи нет, переход совершен ранним утром, думаю, они уже приходят в себя и скоро отправятся в усадьбу. Иди, милая. У вас много работы сегодня.
Неллет послушно направилась к двери. Встала, держась за ручку.
— Веа-мисери, а что будет, если Агейя не захочет… ну, делать то, что положено настоящей жене? Даже потом?
— Боюсь, у нее теперь нет выбора. Только если джент сам обратится к суду и расторгнет брак. Иди, милая.
На крыльце дома навстречу Неллет поднялся Калем, он сидел на ступеньках вместе с Натен.
— Ты не убивайся так. Посмотри, что Нати нашла, когда девочки убирали шкафчик Агейи. Под матрасом.
В руках Неллет оказалась пачка смятых листков, сплошь исписанных линиями и словами.
— Она рисовала наши вассы, — хмуро сказал Калем, пока девочка перебирала бумаги, — все, что мы делали, все тайные. И подписывала. Зачем, как думаешь?
— Ясно же, — сердито вмешалась Натен, — хотела их показать кому-то. Может быть, веа Клодэй. Или инспектору по учебе. Тогда было бы нам паршиво. А мы ей верили.
— Я не знаю, — Неллет перебирала рисунки, с холодком внутри читая подробные записи, сделанные ломким, еще детским почерком, — может быть… я не знаю! Но вдруг тут что-то другое! Если веришь человеку, нужно верить всегда. До конца. А не понимаешь — спросить его самого.
— Ее теперь не спросишь, — Натен забрала из рук Неллет рассыпающиеся листки, складывая их в бумажный пакет, — даже ты не можешь отправиться так далеко, не посещая центр перехода. А тебя туда не пустят, без разрешения взрослых.
— Я научусь, — Неллет хмурилась, накручивая на палец длинную прядь, — обязательно научусь. Я знаю, что Агейя не хотела плохого.
Но прошло еще два года, прежде чем сила Неллет позволила ей совместить нереальность сна с реальностью материка, о котором она знала лишь из учебников и рассказов учителей. Если бы Агейя хоть что-то рассказывала нам о своей прошлой жизни, думала она, раз за разом пытаясь и терпя поражение за поражением. Если бы. Я бы знала, куда направить усилие.
Нужный сон явился на исходе второго лета. Кончался месяц отдыха, через неделю начинались занятия. По утрам в саду стояла зябкая прохлада, но днем солнце палило, выжаривая траву до тончайшего звона. Калема и Натен не было в пансионе, они уехали домой еще месяц назад. Да почти никого не было, и Неллет гуляла одна, много читала и думала. Стараясь то отогнать мысли о том, что происходит за океаном, и дальше, за огромными пространствами материка, уводящими туда, на западное побережье, где садится солнце. То наоборот принималась мучительно и непрерывно думать именно об Агейе, будто стараясь сплести огромную невидимую вассу, которая будет способна удержать ее на своих нитях, как летучая паутинка держит паучка-путешественника. И перенесет в богатую усадьбу высокородного джента.
— Астен, — сказал ей сон, мягко укладываясь в голове плотными витками, — я пришел, асстенн… и я ухожу.
Неллет знала, месяц созревания плодов, и правда, скоро закончится. Астен-месяц, в зное которого спрятаны непременные утренние холода скорого будущего. Один из месяцев конца, которых четыре в году.
Во сне Астен-месяц был облаком, переливался, набухая темным исподом, но сверкал белоснежными горбами макушки. Неллет молча поднялась с постели, оглянулась на себя — лежащую навзничь, с руками поверх одеяла. И шагнула в облачную муть, от которой сладко першило в горле.