— Какая штука?
— Эта. Чтобы говорить по интернету! Иди сюда!
— Скайп?
— Да, скайп.
— Маааам, я не разбираюсь в скайпе, позови Лиду, она знает.
— Посмотри!
— Мааааааммм….
— Посмотри!
Не зря говорят: «Старый и малый». Мама похожа на капризного ребенка с новой игрушкой, которую ему не удается сломать.
— Ну? Что тут?
— Там Гульнара, ей подключили скайп, этот мальчик, старший, как его… Давай посмотри, что тут не работает. Мы хотим поговорить. Это же интересно, Соня! Неужели тебе не интересно? — в глазах обида. Конечно, у ребенка собираются отнять его игрушку.
— Какой старший мальчик… Мне ин-те-ре-с-но. … давай, что тут….
— Звука нет, меня слышат, а я нет.
Нагибаясь над ноутбуком, сосредоточено глядя на черные клавиши — Амир.
Старший мальчик — Амир.
Мальчик… Амир.
На руках мальчика — маленькая девочка, руки держат привычно, будто девочка никогда не сходит с этих рук…
Бывает такое, когда между двумя людьми затягивается воронка. Бывает такое, когда два человека попадают в абсолютный вакуум и им решительно не хватает кислорода. Бывает такое, что эта воронка окружностью тысячи километры. Бывает такое, что ничто не может вернуть тебе возможность дышать.
Амир показывает на телефон, улыбаясь.
Мама с готовностью пишет номер.
Где-то в недрах кухни раздается звонок на Сонином телефоне, стряхнув воронку бежит на кухню… У Сони всегда под рукой телефон — Лида может звонить, даже когда Лида дома, телефон всегда под рукой.
— Да.
— Соня…
Она бы узнала этот голос из тысячи голосов. Она бы узнала это дыхание из миллиона дыханий. Она бы узнала это молчание из миллиарда молчаний.
— Соня… это не мой номер… мамин…
— Не бойся, я не стану звонить, — голос холодный, строгий, пустой. — Что ты хотел?
— Ээммм, что там у вас не работает?
— Не знаю, — в сторону: — Лида, поговори, это мой давний знакомый, разберись там… У бабушки… Что у неё не работает.
Курица в духовке — отлично. Позитивная музыка — отлично. Удобная одежда — отлично.
Убейте меня — быстро.
Шаг в ванную комнату. Быстрый взгляд в зеркало. Смех. Смех переходит в истерику. Истерика в слезы.
Ну, конечно, конечно! Соня бьётся лбом в собственный коленки. Ко-не-ч-но! Увидеть своего любовника после стольких лет, и вуаля. Вуаля! На тебе футболка с логотипом «Роллинг Стоунз» и заячьи уши! Заячьи уши, блядь!
Соня не может дышать. Соня захлебывается в слезах. Комок, стоявший всё это время где-то в районе солнечного сплетения, вырывается из горла с диким, не Сониным криком.
Макс прибегает сразу, мама бежит со стаканом воды, испуганные глаза Лиды…
— Солнышко, где болит? Что? Давай пожалею… Давай… Ну тише, тише, зайчик, тише…
Заячьи уши, блядь!
Заячьи уши летят через коридор.
— Давай. Иди сюда. У сороки боли…
Соня утыкается в шею Макса, хватается за эту шею. Сильно. Соне страшно. У Сони рак.
Амир
Она вычеркнула меня из собственной жизни. Просто. Удалила. Отформатировала.
Не дав мне право на выбор. Избавив меня от выбора не в её пользу.
Девочка, смотревшая «небо выше», девочка, прыгнувшая в овраг с крапивой, отправила меня в небытие своей жизни, оборвав все возможные связи.
Эти годы. Годы.
Я не пытался её найти. Сегодня первый раз я набираю её имя.
Фотографий нет. Зато есть фотографии, где отмечена Софья. Софья… Теперь Софья.
Соня держит рыжего пса за уши, показывая язык фотографу.
Соня в длинном платье. Синем.
Соня в узкой юбке. Хлястик на туфлях, тонкая щиколотка. Чья-то рука на талии. Слишком близко.
Сонина рука с бокалом. Тонкое запястье. Тяжелый браслет.
Соня сидит на камне. В скальниках, с веревкой в руках. На фоне неба. Увидела ли ты своё «небо ближе», девочка?
Я думаю о Соне… Я схожу с ума по Соне… Годы.
Соня
У Сони нашли рак. Как водится, случайно. Как и положено, абсолютно неожиданно. Есть ли на свете человек, у которого находят рак ожидаемо.
Бич современности. Плохая экология. Рак молодеет. С раком успешно борются.
— Нужно бороться.
— Нужно надеяться.
— Нужно верить.
— Нужен оптимизм.
Пустые постулаты онкологии.
Что действительно нужно — это компетенция врача, необходимые препараты, вовремя проведенные процедуры, нужна удача. Везение.
Кому-то везет. Кому-то нет. Просто год не его.
Соня не могла бороться. «Экая глупость», — думала Соня, — «бороться… как бороться… чем? Светящимся мечом Джедая….»
Соня не могла верить. И надеяться тоже.
Все, что могла Соня, — держать свой страх за горло. Все, что могла Соня, — застыть. Все, что могла Соня, — не показывать страха.
Все, что могла Соня, — улыбаться.
В больницах тихая, размеренная жизнь. В больницах длинные коридоры, поэтому умирающие видят свет в конце туннеля — они привыкают к коридорам. В больницах стерильные врачи, в стерильных халатах, со стерильными улыбками.
Человек — такая зверушка, которая привыкает ко всему. Адаптируется.
Привыкает к боли. Привыкает к страху. Привыкает к стерильности. К тошноте по утрам. К слабости. К коридорам. К выпавшим волосам…
У Сони осложнение, такое случается. Её увозят в длинный коридор прямо из дома.
«Без гарантий». «Ей не понадобятся тапочки, женщина»
Соня не видела никакого света… Соня видела белый потолок с яркими лампами, Соня видела разбившуюся о кафель банку с физраствором. Громко. Потом не видела ничего. Даже темноту.
У Сони положительная динамика. Врачи настроены оптимистично. Соне везет.
В одну из невероятно долгих ночей, когда Соня не спала, когда её тошнило, а стены сливались в серую массу, позвонил Амир.
Он узнал.
Ничего удивительно в век социальных сетей и скайпа.
Соне не удивилась…
Соня устала удивляться. Бояться. Улыбаться. Болеть. Не плакать.
Когда-то боль вырвалась криком, вырвалась вместе с заячьими ушами и покатилась по коридору Сониной квартиры. С тех пор Соня не плакала. Ни разу.
Глава 10
Беня, так назвали рыжего спаниеля, крутился у ног в прихожей. За слово «гулять» Беня был готов проглотить собственный хвост, продать родину и отдать сосиску, хотя нет, сосиску он бы съел, с аппетитом.
— Ну что, Бенедикт, пошли на пробежку, — привычным жестом надевая платок на голову.
Беня бежит рядом с хозяйкой, бежит по дорожке парка, порой отбегая по своим спаниельским делам, потом догоняя хозяйку, обгоняя её, лая, прыгая передними лапами на ноги. Ноги, которые уже могу бегать, а несколько месяцев назад не могли ходить.
Соня пыталась восстанавливаться, старалась жить. А кто бы не старался?
У Сони — Лида. Соня старательно выполняла рекомендации врачей, занималась спортом по мере сил, сверх сил. Она приходила на скалодром трижды в неделю, мальчики-инструкторы, косясь на Сонину косынку, давали маршруты легче, Соня выбирала посложней, скидывая эту самую косынку упрямой рукой. Соня преодолевала маршруты, облизывая бледные губы, хватаясь тонкими пальцами в магнезии… Она каждое утро бегала. Смотря по привычке под ноги, слушая музыку, считая шаги и дыхание.
Этим утром Соня встретила Амира.
Он просто стоял на дорожке и просто смотрел на Соню. Серо-голубая рубашка. Руки в карманах. Дежавю.
Мгновенно — запястье в руке. Слишком звенящая тишина.
— Соня.
— Что ты здесь делаешь? — искреннее удивление в голосе.
— У нас открывается филиал, я тут работаю, буду работать… Курировать.
— Здесь, в парке? — со смешком.
— В этом городе, птичка.
— Переехал… а дети?
— Соня, Динару 17… и…
Крупная дрожь по телу. Соня не дышит.
— Не считай, не надо, Соня…
Притягивает к себе, рука по привычке к голове… только волос нет, все еще…
Дружба между мужчиной и женщиной возможна, если эти двое — любовники, либо в прошлом, либо в будущем. Дружба между прошлыми любовниками невозможна. Но когда эти двое не могут находиться на расстоянии, приходится довольствоваться тем, что называют «дружба», а, по сути, желчный оскал.