- Улав Аудунссон! Что вы тут, безумные мужи, затеяли? Мальчику нет четырнадцати, он еще не мужчина, к чему это судилище? Почему, в конце концов, мне, его матери, пришлось подслушивать под дверью?
Мама права: я еще слишком юн. Судилищный полог, так легко поднятый мной в холодной, почти отцовой, ярости, исчерпал мои невеликие силы до донышка намного быстрее, чем я надеялся.
- Этого – в яму! - сквозь пелену гаснущего сознания услышал я требование матери. - Брат мой Фрекьяр, убьешь его на площади, при свете дня!
- С тобой же, сын Аудуна, у меня будет совсем отдельный разговор!
Глава 4. Славный сон.
Спать меня отвели, натурально, в сарай.
Вернее — в тот же сенной амбар, в котором я прятался немногим ранее: делалось это, конечно, с умыслом, и был он вот такой.
Я не знаю твоих обычаев, твоих и твоего народа, но, чтобы ты себе понимал: совершенные года в любом краю людей полуночи — веха важная, и отношения к себе требует серьезного. Ночь накануне рождения должна быть проведена в одиночестве, и только так.
Даже Ингвар, сын Хрёрика Людбрандссона, ярла Гардарики, оказавшись в походе накануне совершеннолетия, был помещен отцом в бюстадур ладьи — чтобы дать остаться на ночь одному. К слову, так говорят, но я не очень верю: в Гардарики горазды строить борги и поселки, потому их страна и зовется Землей Городов, но ладьи они выделывают небольшие, для рек, и отдельной каюты на таком кораблике быть не может. Однако, как-то выкрутились, и в это я верить уже обязан, ведь жители Агьюборги и других краев к югу от устья Ниани от нас отличаются только величиной и обилием подвластных земель.
Выбрали именно сенной сарай: еще знатный скальд Хльги Ингварссон из рода Ундурир, тот, что носит гордое прозвище Хундамейстари, утверждал, что ожидающих вселения духа стоит помещать туда, где двери без ручек и все время хочется спать. Сено мягкое, в сон так и клонит, ручек же на двери любого амбара нет – они там без надобности.
Да, и о духе. Дух-покровитель есть у каждого взрослого человека, и даже иногда у женщины, но это полдела. Дело же в том, что духа нужно понимать и осознавать, а для этого человеку требуется иметь пусть небольшой, но талант к сгущению гальдура, таковы же не все даже в кругу древних и благородных родов.
В отношении меня сомнения оставались весьма невелики еще с семилетнего возраста, когда я сам, с перепугу и случайно, зацепил завесу времени, остановив стрелу, летевшую — как незадачливый убийца показал под пыткой – прямо в глаз моему отцу, Улаву Аудунссону. История же с злым гостем-не-гостем, в которой оба мы – что я, что отец – показали себя не лучшим образом – сомнений не оставила вовсе. «Быть ему скальдом» - сообщил тогда слегка побледневшему отцу старый Гунд, и отец предпочел поверить, хотя и не хотел мне, своему сыну, подобной судьбы.
Как уже можно было догадаться, наиболее ярко и понятно дух являет себя именно в ночь накануне дня совершенных лет: подобное предстояло и мне.
В сарай меня провожали все взрослые мужчины, случившиеся в округе. Живем мы не на каком-нибудь ветхом хуторе, а в настоящем городе со стенами, поэтому и мужчин оказалось неожиданно много. Жены с ними и нами не пошли: им предстояло накрывать столы.
В ночь накануне дня совершенных лет положено праздновать, с обильным угощением, возлияниями и долгими хвастливыми песнями: так все злокозненные сущности отвлекутся от будущего мужчины и попробуют насесть на пирующих, взрослым же людям, что могучим бондам, что вольным викингам, что речистым скальдам, глупые духи нипочем, особенно после пятой братины хмельного меда.
У дверей сарая мне выпоили малый ковш совсем уже соленой воды, подперли поленом закрытую за мной дверь, немного пошумели и ушли в длинный дом: пора было бражничать.
Уснул я, против ожидания, в три удара сердца — стоило коснуться мягкого сена плечом и головой.
Никогда ранее не видал я такого странного места. Будто бы иду по неширокой улице — и ее замостили серыми камнями, очень ровными и полностью похожими, и это глупо. Как известно каждому, узкий переулок, больше похожий на тропинку, и деревянными плахами укрывают редко, не то, чтобы мостить, а еще и так, чтобы вытесать такое количество совсем одинаковых камней… Кроме того, что-то мне подсказывало, что камень уложен совсем недавно, и что укладку эту проводят очень часто: раз в полный годовой оборот, а то и чаще.
Строения тоже смотрелись чудно. Были это будто и не дома вовсе, а клетки для диких зверей или опасных сумасшедших: берсерков или еще кого похуже. Толстыми прутьями, кованными с невиданным мастерством – все они оказались гладкие, выглядели круглыми на разрез и были такими же между собой одинаковыми, как и камни глупой мостовой — были забраны широкие проемы в стенах, выложенных из дорогого красного кирпича. Это было бы, наверное, правильно: дикий зверь или сумасшедший человек требуют постоянного присмотра, однако, внутри зарешеченного дома все было устроено несуразно. Кто-то посадил деревья и кусты, выкопал канавы и ямы, да поместил много еще всякого, делающего нужный присмотр сложным или почти невозможным.