- Погоди, Хетьяр! - воспротивился я недолжному. - Это я должен спрашивать!
- Верно, твоя очередь, - как-то легко согласился мужчина. - Спрашивай. В конце концов, тут хозяин не я, а ты.
- Второй заповедный вопрос: что за испытание мне было?
Сын Сигурда присмотрелся. Я пригляделся в ответ: парусиновые штаны вдруг обернулись кожаными, красная рубаха — стеганой безрукавкой, из-под которой показались сильные руки — того же, что и лицо, цвета кожи, голову увенчала богатая бархатная шапочка, круглая, плоская и расшитая серебром. Даже странный башмак превратился в узорчатый сапог тончайшей работы, вторая же нога осталась босой, да еще так и не выросло ничего на чисто скобленном лице.
Я повел ушами и немного наклонил голову: всегда так делаю, когда вижу что-то интересное или задумываюсь.
- Подожди, не дергайся, - попросил преобразившийся дух, и добавил непонятное, - я ведь не менталист, диагноста при себе не оказалось, как видишь, эфирных сил чистый пшик… Но, кажется, что-то вижу!
Я обратился в слух, и, на всякий случай, в нюх и зрение.
- На тебя напали, как бы не нападая, да? Чужими руками, да через чужие руки?
Кивнул: пока все сходилось.
- В общем, не очень понятно, что там именно произошло, но кто-то всерьез рассчитывал на то, что у мальчишки (я напрягся) не хватит эфирных сил на серьезное противодействие… Вмешались какие-то близкие люди, это то ли помогло, то ли наоборот. Короче, надо разбираться, помочь я смогу: немного, но понимаю в семейной медицине, спасибо жене. Или, - дух приуныл, - теперь, наверное, вдове. Интересно, как они там, без меня…
- Хетьяр Сигурдссон, прозванный Строителем! - я сделался серьезен, и слова принялся даже не говорить, а прямо петь. - По заветам могучих асов, я, Амлет, сын Улава, достигший совершенных лет, принимаю твое покровительство! Честью рода и жизнями не рожденных детей клянусь давать тебе кров и стол, слушать твои советы и не изгонять из Мидгарда, если и сам ты не предашь меня!
- Ну, нормально. Я согласен, - невпопад, но удивительно правильно, ответил Строитель.
Я немедленно обрадовался, успокоился и заинтересовался: оставался еще один вопрос, не заповедный, а так. Я поспешил задать и его тоже.
- Скажи, Хетьяр: что такое эти твои эфирные силы?
Глава 5. Пиры и подарки.
Я не очень хорошо помню, кто именно меня поднял и как в точности это было проделано.
В себя я пришел отвратительно мокрым: стоял посредине двора в окружении веселящейся толпы гостей моего отца. Сам отец, вооруженный опустевшим уже ведром, воинственно потрясал своим дубовым оружием, подняв его над головой на сильных руках.
- Горазд ты спать, сын! - сообщил родитель. - В три голоса и шесть рук будили тебя, да все никак не могли добудиться. Сон совершенных лет — он, знаешь ли, крепче прочих!
К отцу немедленно присоединились гости: каждый норовил изложить свое мнение о том, как именно меня стоило будить, как будили на самом деле, а еще вот был у нас на хуторе один случай, так там…
По всему выходило, что меня как-то поднять подняли, разбудить — забыли, вывели на самую середину двора, и уже там, отчаявшись обойтись по-человечески, решительно облили студеной водой.
- Примерно так и рождаются эти ваши саги, - сообщил незнакомый голос в моей голове.
Я застыл, сделав каменную морду. Это выражение лица моего, видимо, что-то значило для окружающих мужчин, потому как успокоились они все и сразу.
- Кто ты и что делаешь у меня во мне? - слова эти я то ли проговорил, то ли прошептал: уверен, что сказанного не разобрал даже мой отец, стоявший ближе прочих, да еще и обладающий отменным слухом. Однако, некто и внял, и ответил.
- Проснись и пой, Амлет! - голос буквально сочился ехидством. - Не ты ли часа с два назад дал мне новое имя и поклялся предоставить стол и кров?
- Хетьяр? У тебя был другой голос, я помню! - утренний мой норов, особенно спросонья, сложно назвать покладистым. - И кто это придумал петь с самого утра?
- Не можешь петь — пей! - эту фразу Строитель произнес на своем языке, отдаленно напоминающем говор дальних саксов, но я отлично понял и первый, и второй смысл: то была шутка, незамысловатая, но, по совести, довольно смешная. Получалось, что знание одного, двух… Нет, пожалуй, все же трех новых языков, вложенное духом в мою голову во сне, сохранилось и сейчас, наяву. Это, конечно, было очень хорошо.
- Отомри, друг. Оглянись!
Я постарался и преуспел.
Робкая улыбка, как казалось мне, и ехидный оскал, как позже утверждали видоки, заставила гостей взреветь на разные голоса и полезть ко мне обниматься. Каждый норовил если не обхватить меня ручищами, то хотя бы пожать руку или похлопать по плечу: хорошо, что под шерстью не видны синяки, а ведь они там, на плечах, точно появились!