- Внимание! – дух взмахнул моей рукой и зажатым в ней кон-цен-тра-тор.
В окончании стила зажегся огонек красивого голубого цвета. Таким же светом ярко воссиял и шар вёдурхфольфа, до того покрытый значками тоже светящимися, но почти незаметными.
- Вот, примерно, так! – до того я и не знал, что можно отбрасывать светящуюся тень, но дух, как оказалось, умел и не такое. Погодный шар бросила отблеск на ближайшую стену: нашим глазам предстал земельный чертеж, точь-в-точь такой, как на большой карте, некогда заклятой моей матерью, и много лет висящей на стене дома моего отца. По ровному полю, обозначавшему море, с закатной полночи медленно двигалась светящаяся точка.
- Много дивного создали асы… - пробормотал кто-то из скальдов. - Что нам с этого рисунка?
- Ближе! - коротко скомандовал дух. Мужи подошли почти вплотную, но в виду имелось, видимо, не это: просто точка, маленькая и яркая, стала вдруг намного больше, и в получившемся пятне угадывались несущиеся по волнам морские плоты рыбного народа. Плотов было много, кто-то принялся считать и сбился со счета.
- Набег! - сурово заключил отец.
Руки и язык вернулись в мою власть: дух ушел внутрь головы, и голова немедленно закружилась.
- Сядь, Амлет, - потребовал отец, первым заметивший неладное. - Дальше мы сами, видишь, сколько нас, могучих мужей? Обойдемся как-нибудь без вчерашних мальчишек, ты свое дело сделал.
Могучие мужи зашумели: кто согласно, а кто непонятно о чем.
- Нет, - подал я голос. Голос был, по совести, слабоват, но достаточно громок. - Как назовут меня после того, как в первый же день своих совершенных лет я уклонюсь от битвы? Что за прозвище мне тогда дадут? Сколько хульных нидов сложат обо мне скальды, знатные и проезжие?
- Пусть Одинссон, прозванный Айэке стукнет молотом мне в темя, если парень неправ! - вдруг поддержал меня Альфрик Ивинссон, из могучих бондов, поднимавших пашню близ расположенного неподалеку озера Сидрадальсватн. Имя его я знал, кто он и откуда — помнил: родня, пусть без шерсти и совсем человеческого вида. - Он взрослый? Взрослый. Воин? Вполне. Кто хочет нанести обиду жестокую и несправедливую мне, его родичу?
Глупцов таковых не нашлось.
- Взденешь мой старый лёдурсвест, да и забирай его совсем себе, - все разошлись готовиться, и отец повел меня в дом. В доме мать, уже предупрежденная кем-то, со всей своей огромной силы тягала из сухого подпола тяжелые сундуки. – Жилет должен быть тебе в пору, да и не рассохся еще. Из оружия возьми длинный нож и легкое копье. Оба они мне тоже изрядно когда-то послужили, хех, - усмехнулся Улав Аудунссон. - Сам же я, увы, стал слишком грузен и нет во мне прежней ловкости: по руке мне щит и топор.
- Отец, - уточнил я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал, не от страха перед первой битвой, но от волнения и ярости. - Отец, - повторил я, утвердившись в голосе. - Стоит ли мне брать волшебную вещь, в которую дух обратил стило для письма? Она кажется мне полезной, но что скажут могучие бонды и вольные викинги? Не сочтут ли колдовство в бою постыдным и трусливым?
- Это, сын, уже не волшебная вещь. - Отец посмотрел на меня взглядом тяжелым, но понимающим. - Это — волшебное оружие. Нет порухи чести в том, чтобы идти в бой с заклятым топором, мечом или прикрываться таковым же щитом, и в колдовстве таком — тоже.
- Тем более, - добавил он вдруг, - волшба эта не наша, но сродни искусству эльфов, а оно не может быть ни злым, ни черным!
Мать провожала нас на крыльце дома. У ноги ее стояла изготовленная к бою тяжелая двуручная секира, страшное оружие в умелых и сильных руках — сомнений ни в силе, ни в умении Гундур Тюрсдоттир, славной иными деяниями, у меня, конечно, не было.
- Давай, сын. Лишние головы долой! - громко и внятно сказала мать и почти сразу ушла в дом.
- А дальше? Что было дальше, Амлет, сын Улава? Не томи, рассказывай! – мальчишкам, конечно, было страшно обидно, что все веселье обошлось без них, и теперь они тщились выпытать все подробности, от интересных до кажущихся малозначимыми.
- Прибыли на плотах. Гребли тихо, видимо, чаяли застать нас спящими, но не тут-то было…
Глава 6. В бой!
Ладьи ведет Фрекьяр, сын Тюра: из всех присутствующих он лучше прочих знаком с подлой повадкой мокрого народа, воинское же умение его признают считающие достойнейшими себя самих. Сам Гард Гулкьяфуринссон уступает ульфхеднару свое начальственное место на наибольшей ладье в бою и походе!
Ладей идет семь: одна большая, пять поменьше и одна совсем малая. Так решено, потому что семь — счастливое число, а еще ровно столько и таких ладей оказалось изготовлено к недальнему, но походу.