- Мы будем спорить до утра, и ничего не решим, нас слишком много, - продолжил строитель Рейкьявика, - меж тем, оставшиеся дома ждут от нас истинного и должного!
- Ты мудр и искусен в речах, Ингольф Норвежец, - на чистое место вышел Игги по прозвищу Хлопок, знаменитый яростным нравом, но более того — длинной бородой, в одночасье поседевшей в тот день, когда Игги исполнилось двадцать три зимы. - Мудр и искусен, и думаешь наперед. За словами, уже молвленными, я слышу слова задуманные: скажи же их!
Ингольф поморщился: свое старое прозвище он не любил, а еще менее того нравилось ему, когда воины, обычно прямые, как древко весла, начинали выражаться превыспренно: это звучало глупо и не давало правильно понять собеседника. Однако, вопрос был верным, и таким же должен был стать ответ.
- Вместо того, чтобы зря кричать слова, которые никто не услышит в кругу поющих костров, - начал сын Эрна давно продуманную речь, - да выберут достойные мужи и славные девы по одному представителю от каждой большой общины! Урона чести в том нет: ведь каждый из вас, в свою очередь, точно такой же представитель. Выбирайте тех, кто старше годами, тучнее стадами или носит самый ценный доспех: такому человеку, наверняка, стоит доверять!
Собравшиеся замолчали и принялись переглядываться: было видно, что такая мысль не приходила до того в их головы, умные, но буйные.
- Я доверяю тебе, Богги, сын Дурина, сына Траина, сына Вили! - первым решился немолодой карла, носящий цвета красные и черные среди своих сородичей. - Будь моим представителем, и говори так, будто я сам — твоими устами.
- Мы все доверяем тебе, Богги Дуринссон! - громко согласились окружающие, карлы и не только: среди подземных кузнецов хватало народу разного, и мыслями, и обликом. Названный выступил на свет, сородичи и соратники, напротив, сделали шаг назад.
Зашумели морские охотники на большого зверя, стоящие всегда наособицу.
- За нас пусть говорят братья Элтрирссоны, все трое! Они мудры и опытны, и да соблюдут наши наказы и чаяния!
Дальнейшее было делом времени, причем времени недолгого.
Сын Эрна прятал улыбку: от такого единодушия было, пожалуй, недалеко и до выборов его, Ингольфа, ярлом свободных жителей Острова. Первый шаг к единой власти был сделан, последуют и второй, и третий, и последний, а что делать с такой властью, он, знатный и богатый Ингольф Арнарссон, конечно, найдет — не называясь, притом, ярлом.
Вскоре выборщики оказались объявлены и признаны: обошлось даже без ожидаемого спора и возможной драки.
Остальные же собравшиеся, явственно проявившие свою власть в общем деле, разошлись кто куда: большинство принялось вести неспешные трезвые беседы о минувшем и предстоящем. Свободные договаривались о совместном, били по рукам и иногда по лицу, но последнее — осторожно и не в полную силу: во время альтинга нельзя пускать кровь. Иные и вовсе что-то ели, но не запивая вином и даже пивом: да не прольется ни капли ничего, кроме чистой воды, до тех пор, пока горят костры!
Еще никто не колдовал, не считая, конечно, простых и понятных песен, означавших примирение старых недругов или другие важные дела, такие же простые и важные.
- Огни альтинга будут гореть столько, сколько нужно, брат, - ответил Ингольфу Хьёрлейв Однорукий. - Порукой тому мастерство Нэртора Элтрирссона. Мы сговорились: костры погаснут не ранее, чем с первыми лучами солнца. - Брат Ингольфа повел левой, уцелевшей в битвах, рукой, имея в виду песенный круг, невидимый никаким зрением, кроме того, которым смотрят скальды, сквозь стенки большого шатра.
- Я говорю: начнем с севера, - выступил и напомнил о себе Улав, сын Аудуна. - Наши опасения, конечно, могут показаться кому-то простой трусостью, но...
- Нет в этом кругу никого, кто усомнится в храбрости Улава, бравшего на копье франкский Бурдигаль, и жены его Гундур, славной иными деяниями, - Богги, сын Дурина, говорил обычно кратко и весомо, будто бил большим молотом о тяжелую наковальню, но особенное деяние требует высоких речей, первый же альтинг Острова был, конечно, делом особым. - Однако, не кажется ли тебе, ульфхеднар, что один разоренный хутор — еще не повод для того, чтобы жечь срубы сигнальных башен?
Псоглавец нахмурился. В его исполнении это выглядело весьма забавно, но даже самые смешливые удержались от улыбок. Вспыльчивый нрав не носящего шлем воина был хорошо известен, и обижать его не хотели: уважали и побаивались.
- Если бы один... Если бы находники разорили только один хутор, я не примчался бы сюда так скоро, оставив молодую жену на еще не остывшем ложе! - на этот раз мало кто удержался от улыбок, но улыбались понимающе. Улав же сунул руку в сумку, висевшую до того на боку, но сейчас лежащую на досках стола. Из сумки был извлечен пергаментный свиток, украшенный висячей печатью красного сургуча.