Я поспешил снять стило с пояса.
- Направь концентратор на большой плот. Держи его так, будто хочешь куда-то туда ткнуть. Дай себе прицелиться.
- Есть! - зачем-то ответил я.
- Теперь тормози. Не себя тормози, время!
Гальдур, как и бывает в минуты сильнейшего душевного напряжения, сгустился в один удар сердца. Я ухватил край времени, потянул на себя… Перестал дуть ветер, прекратилась качка, и даже неотвратимо приближающийся бурун, выдающий новую атаку морского быка, как бы застыл на месте.
- Дерево, плотность, пятьсот кэгэмэтри, - непонятно сообщил дух у меня в голове: замедление на него не подействовало. - Ближайшая интересная… Кирпич, тысяча семьсот… Ну-ка, повторяй за мной!
Дальше шли слова совсем уже несуразные, прерываемые какими-то длинными числами. Я повторял их послушно, стараясь не сбиться, и у меня получалось.
Непонятная тарабарщина закончилась.
- Отпускай! - выкрикнул Хетьяр.
Я отпустил.
На мгновение показалось, что и плот, и хлипкое строение на нем, стали не деревянными, а будто из хорошего красного кирпича, слепленного из глины и добротно обожженного в печи.
В следующий удар сердца покрасневший плот разом ушел под воду: так обычно тонет камень, ну, или тот же кирпич.
Ветер, задувший было с новой силой, вдруг утих совсем. Пропали и буруны: быки, освободившиеся от колдовской власти, передумали убиваться об деревянные борта, и отправились, верно, по каким-то своим бычьим делам.
- Боевой сопромат, надо же! - непонятно удивился дух-покровитель. - Ни в жисть бы не догадался!
Еще я успел подумать о том, что слишком часто в последнее время падаю в обморок.
Глава 7. Фунд и фунд.
В тот год, когда Улав Аудунссон, его сын Амлет, а также брат жены первого и дядя второго Фрекьяр Тюрссон славно побеждают морских разбойников из числа мокрого народа, подкараулив тех в опасной морской засаде, свободные мужи Исафьордюра держат совет.
Умелым скальдом являет себя в той битве Амлет, сын Улава, пусть и всего на следующий день после праздника своих совершенных лет: при помощи мирного колдовства Улавссон побеждает могучего шамана рыболюдов, заставив того позорно утонуть вместе с боевым плотом!
Проходит тризна по достойным, павшим в битве, и приходит время мирных дел.
Тогда собираются славные из мужей города, равно как и задержавшиеся на три дня викинги, идущие за славой и добычей в моря иберов, и, сговорившись, заявляют Улаву: сын твой должен стать скальдом не только по призванию, но и по умению, и путь его лежит на Сокрытый Остров, в ученики к самому Снорри Ульварссону!
Много слов против того говорит мирный вождь Исафьордюра, но крепко стоит на своем избранное товарищество, и вторят ему родичи древнего и благородного рода Эски. Сам же Амлет решает уважить достойных и не противиться судьбе: по своим невеликим, но уже совершенным летам решение за себя принимает он сам.
Хльги Ингварссон
Сага о путях достойных (фрагмент).
Публичный информаторий ИИМК АН СССР, Ленинград
Сидели молча: однако, сказано оказалось еще не все.
Всякий взрослый мужчина скажет, что тризны по павшим могут быть разными. Эта вышла невеселой: так только и бывает, когда павшие в славной битве воины сражались на воде и ушли потом на дно.
В исходе этой, только что оконченной, битвы, почти каждого из утопших достал с неглубокого дна опомнившийся скальд, спев для такого случая особую Песнь. Только троих из достойных не удалось спасти для погребального костра — не удалось потому, что не нашли тел, верно, их снесло течением, разметали волны или унес в море глупый морской бык.
Ладья утонула всего одна, и всего семеро пали славно, и трое остались наособицу. Их, этих троих, никто не станет поминать лишним дурным словом, но и хвалить не придется: глупо петь славу тем, из чьих ногтей Хель Лодурсдоттир выстроит корабль мертвецов в самом конце времен.
Хлопнула дверь, надежно прижимаемая к косяку пластиной, сработанной из упругой кости морского зверя: не должно быть щелей в стенах или неплотно пригнанных дверей в доме на полуночи. Пусть окрестная земля горяча, и потому в наших краях не бывает настоящей зимы, ветер может быть и холодным, и сырым, он несет с собой грудной кашель и страшный жар, лихорадка же не разбирает, достойный ты муж или позорный трэль.
Почти все гости уже вышли и направились по своим делам — некоторых из них ждало непростое полуночное хозяйство, а ведь до недальнего дома еще нужно было добраться!
Иные и вовсе готовились к продолжению похода, обещающего быть весьма славным: давно дракон полуночи, собранный из многих бревен моря, не грыз сухой ноги иберийского черного борова!