— Это отчим, — предположил отец, — я уверен, это он.
— Но у отчима есть алиби, — возразила мать.
— Ерунда, оно фальшивое. Все эти сериалы делают на один манер.
— Ш-ш-ш, из-за тебя я все пропущу.
— Сержант, а это вы видели? — снова вклинился телевизор. — Возможно, ключ к разгадке…
— Как работа, пап?
— Как всегда, — равнодушно пожал плечами отец, — работа есть работа. — И тут же внезапно оживился и воскликнул: — Вот видишь, я же говорил тебе! Это был… как там его?
— Отвлекающий маневр?
— Верно!
Позднее, когда убийца был разоблачен (им оказался шурин), мать решилась задать Джеймсу вопрос об Ингрид (если, конечно, он не против поговорить о ней).
— Мне нечего сказать, — ответил Джеймс.
— Понимаю. Извини.
В глазах матери Джеймс прочел беспокойство и боль.
— Прекрасная девушка, — встрял отец. — Ты, верно, совсем рехнулся, если бросил ее.
— Брайан, не вмешивайся, ты-то здесь при чем? — налетела на него мать.
— Я просто сказал, что она прекрасная девушка.
— Но ты же не знаешь обстоятельств…
— Мы получили от нее очень милую открытку на Рождество, — вмешалась бабушка.
— Открытку? — удивился Джеймс.
— Открытку. Чуткая девушка. Я сказала что-то не то?
— Да нет, все нормально.
С тех пор как они расстались, Ингрид не написала Джеймсу ни строчки.
— Знаешь, Джеймс, — голос матери потеплел, — бывает, иногда тебе кажется, что все уже кончено, но на самом деле никогда не бывает поздно…
— Мам, мне действительно не хочется это обсуждать.
— Да-да, конечно, — смутилась мать.
— Наверное, я пойду. Устал с дороги.
Она поцеловала его в щеку.
— Спокойной ночи, сынок.
Бабушка крепко обняла Джеймса и прошептала:
— Сладких снов тебе, детка.
Отец, не отрывая глаз от экрана, пробормотал:
— До завтра, сын.
— Мы предложим несколько советов тем, кто хочет оживить и украсить свой внутренний дворик, — добавил телевизор.
~~~
Джеймса мучила бессонница. Матрас был жестким и узким, подушка слишком тонкой. Радиатор время от времени издавал странный лязг. Как и во времена его детства, свет в коридоре не тушили, и сквозь квадратное окошко над дверью он падал на потолок и дальнюю стену. Слишком уставший, чтобы думать, Джеймс бесцельно пялился в залитый светом угол. Наконец угол стал расплываться, и Джеймс закрыл глаза.
Часы шли, но сон не приходил. Он снова открыл глаза и прищурился. Угол казался черным, а поверхность стены отливала молочной белизной. Однако чем пристальнее Джеймс всматривался, тем сильнее было впечатление, что черный и белый смешиваются в один цвет. Спустя некоторое время Джеймс понял, что угол живет собственной жизнью. Когда Джеймс вдыхал, угол увеличивался в размерах, когда выдыхал — съеживался. Иногда угол казался крошечным, как далекая звезда, иногда заполнял всю комнату и, словно злобный дух, нависал над Джеймсом, грозя раздавить. Джеймс попытался привстать, но не мог сдвинуться с места. Теперь он знал, что угол пульсирует, медленно увеличивается в размерах и скоро заполнит собой комнату — и тогда Джеймс просто задохнется под одеялом. «Мамочка», — попытался он промямлить, но голос не слушался. Джеймса затопил ужас.
Ему снова было пять лет, и его душил приступ астмы.
Джеймсу было тридцать, и его мучила бессонница.
Раздраженный, он встал и оделся, решив проветриться. Внизу Джеймс натянул пальто, отыскал запасной ключ и вышел на улицу. Дождь прекратился, но тротуары еще не высохли. Снег, обещавший валить всю ночь, не сдержал обещания. Джеймс бездумно брел по улице.
Вскоре он понял, что узнаёт местность. Джеймс стоял в центре футбольной площадки. Впереди в темноте маячило здание начальной школы. Здесь, в возрасте от четырех до десяти, он проводил все свободное время. Пока Джеймс пересекал грязную площадку, в голове кружились образы из далекого прошлого: вот мальчишки бегут по футбольному полю; для оставленного после уроков юного футболиста время ползет как черепаха; черные, зеленые и белые куртки с мехом, которые он в то время носил; учитель мистер Мюррей, которого все боялись и у которого противно пахло изо рта; страхолюдина Лидия Найт, которая согласилась за двадцать пенсов показать ему кое-что в уголке за занавеской. Так значит, его память восстанавливается! Он больше не никто. Когда-то эта местность была частью его жизни, и вот, при взгляде на нее, он смог воссоздать события прошлого, он их вспомнил!
Но каким же крохотным стало все с тех пор! Неужели это приземистое здание и есть вместилище его детских надежд и страхов? Наверное, дело в том, что я вырос, подумал Джеймс. А ведь когда-то сидел на таком же пластиковом стульчике и восхищенно озирал из окна казавшееся громадным зеленое пространство. Неужели это действительно был я? Неужели я когда-то был ребенком?