– Вовремя? У нас разве какие-то планы?
– Грандиозные! Мы идём в поход.
– Кир, ты серьёзно? Какой поход? Я спал от силы пару часов.
Он отлипает от дверного проёма и тянется за банкой кофе.
– Хочу подняться на нашу гору.
– Снова? Я думал, ты закрыл этот гештальт ещё в детстве.
– Какой именно?
– Покорение высоты.
– Хочу повторить. Поэтому скидывай свои пижонские шмотки и марш мыть руки. Перекусишь и – в горы! Быстрее выйдем – быстрее вернёмся. И сразу ляжешь спать.
– Значит, как в старые добрые времена?
Он топает в сторону ванны, откуда доносится писк стиральной машинки.
– Заодно стиралку разгрузи! – кричу вдогонку.
Возвращается босой. В свободных шортах и не по размеру большой футболке. Моя. Чёрная с красным логотипом RHCP, она болтается на нём, как на вешалке. Треплю его по волосам. Он выворачивается и выходит во двор с тазом на перевес.
Зависаю у окна. За окном – гора. Интересно, сохранились ли наши имена на камне на вершине. За окном – босыми ступнями по дощатому настилу, а потом и по траве шлёпает к соснам Сеня. В одной руке – таз с бельём, вторую он неуклюже выворачивает, чтобы почесать под лопаткой. Оборачивается. Ухмыляюсь и показываю ему фак. Закатывает глаза и что-то говорит. Не умею читать по губам, но о смысле сказанного легко могу догадаться. Едва успеваю отойти от окна, как меня заставляет к нему вернуться его пронзительный крик.
Сеня! Что случилось?
Крик сменяется протяжным стоном. Перемахиваю через подоконник и бегу по направлению к деревьям, между которыми натянута бельевая веревка.
Белый как простыня, корчась, он трясёт ногой, пытаясь освободиться от штакетины, торчащей из пятки. Вот оно что! Он наступил на гвоздь.
– Тихо, тихо, не скачи, – усаживаю его на траву, стараясь не потревожить ногу. Судя по соседнему гвоздю, торчащему из той же штакетины, внутри Сениной ступни сейчас несколько сантиметров железа. Перезимовавшего и успевшего покрыться слоем охристой ржавчины. Пиздец. Ну почему с этим пацаном вечно что-то случается?! Смотрю на него и понимаю, что нужно успокоиться, ему и так хреново. Его трясёт так, что буквально подбрасывает на месте. Может, это болевой шок?
– Потерпи, я сейчас вытащу. Только потерпи, ладно?
Он стучит зубами, говорить не может, может только кивать. Мертвецки бледный.
– На счёт «три», приготовься.
Он зажмуривается и закусывает губу до выступивших капелек крови.
– Раз, – обхватываю одной рукой его пятку, и не давая ему опомниться, другой выдергиваю гвоздь. Он вздрагивает, но гвоздь уже у меня, поэтому мы оба с облегчением выдыхаем.
– Надо обработать перекисью. Чтобы не пошло заражение.
– Ага, – он по-прежнему бледен, но уже может изобразить подобие улыбки. – Не так уж было и больно.
– Ты очень храбрый, – говорю с ним, как с малышом. – Обопрись на меня. Идти сможешь?
Снова кивает. Обхватывает меня за шею и упирается лбом мне в плечо. Всё уже позади, но я чувствую, что меня самого начинает бить дрожь.
Мы спускаемся к дому по дощатому настилу. Медленно, с черепашью скоростью. Не выдерживаю и подхватываю его на руки.
К счастью в доме находится перекись, йод и бинты...
– Ты ходячая катастрофа, Сень, – вздыхаю, бинтуя ему ногу, такую рану лучше показать врачу.
– А что я? Разве я виноват, что кто-то забросил нам в сад старый штакетник?
Он уже окончательно пришёл в себя и лишь вздрагивает, когда я касаюсь его ступни. Я стараюсь быть аккуратнее.
– Не виноват, но ты мог бы смотреть под ноги, балбес.
От приторно-сладкого запаха йода кружится голова и слегка подташнивает. На гору можно сегодня забить. Не до неё.
5.2. АРСЕНИЙ
Дома пахнет лесом и немного – дымом. Солнце топит воздух в лимонадный дюшес, и он затекает в комнату через открытое окно.
Мы съездили в травмпункт. Там мне ещё раз обработали и перебинтовали ногу. А ещё пришлось сделать противостолбнячную прививку.
Прыгать от такси до дома на одной ноге, подволакивая вторую, перетянутую слоем бинтов, опираясь на руку Кира, было весело и приятно. Кратковременная дозволенная близость покрывала кожу сладким ознобом.
А сейчас я сижу в кресле и млею от того, что он – рядом, на деревянном подлокотнике, сидит, облокотившись на спинку.
– Чем займёмся, раненый боец?
– Может, анимэ?
– О, нет. Это без меня. Ты же знаешь, я не фанат такого.
– Какого «такого»?
– Наруто и прочего. Боюсь, я слишком стар для этого.
– А я твоего Куплинова смотрел!
– Да ладно! – он вскидывает брови и смеётся. – Если в твоём понимании «смотреть» – это просидеть весь стрим с кислым видом, закатывая глаза при каждом мате, то да, ты смотрел.