Сколько нужно выпить, чтобы забыть, что целовал брата?
Что-то внутри подсказывает, что даже упав в бочку со спиртом, обдолбавшись в свежевыструганные доски, даже вмазавшись в полный абсолют до звенящих стеклянных вен, я буду помнить события того вечера в самых мелких деталях.
Потому что такое не забывается.
Помешанный. Сумасшедший. Красивый. Слёзы – ртуть, которая топится и стекает вниз по щекам серебристыми струйками.
Он целует меня. Вжимается, врезается. Бормочет невнятно.
«Сеня, – шепчу в его губы, в веснушки, в выбившуюся синюю прядь, – ты чего?»
Ты чего, Сень?
Ты точно не в себе. Зрачки мутные, расширенные, будто два нефтяных танкера перевернулись и затопили радужки.
Мы точно попадём в ад. Хотя, возможно, я уже там. Он – мой ад.
Целовать брата — страшно и неправильно.
Не понимаю, что между нами творится. Боюсь понимать. Боюсь понять.
Встряхнуть бы его за голые костлявые плечи и оттолкнуть от себя. Но вместо этого я разжимаю зубы и отвечаю ему. Целую, а в голове орёт собственный голос, заходится в припадке рассудок: что ты делаешь? Что ты нафиг творишь, дебил?!
Я злился на него, когда разбивал костяшки о дверной косяк, когда выбегал как ошпаренный из дома, спасаясь постыдным бегством, а потом отпустило. Потому что… ну, это же он. Сеня. Как на него злится? Совершенно невозможно.
Но и вернуться я тоже не мог. Из-за всей этой фигни про «люблю», из-за этих глаз безнадежных, преданных, щенячьих.
Меня бесит, когда он так смотрит. Потому что сердце сжимается от дикой нежности, словно защемлённое меж внезапно стиснутых рёбер. Больная, ненормальная нежность.
Вернуться – это значит объяснять, что мальчики мальчиков не целуют, мальчики к мальчикам под футболки не лезут. А я к таким разговорам не готов.
Я не знаю, как себя вести. Притворяться, что ничего не помню? Притворяться, что ничего не было.
Дурак ты. Какой же ты дурак, Сень... Это же надо было так феерически похерить такую дружбу! Отчего же тогда предателем чувствую себя я?
Ответ приходит сам собой. Потому что однажды я уже его бросал.
Любовь, блядь. Да ни хуя. Это всё, разумеется, не всерьез.
Потому что так не любят. Потому что это слишком. Горячие-горячие руки. Вкус жвачки во рту. И «я без тебя пропаду» во взгляде…
Я абсолютно точно в него не влюблен.
Да, он трогательный, невозможный, порой бесит, выводит из себя, а порой наоборот – я нежностью исхожу, на него глядя. Но ведь это не любовь. Или? Отсекаю. Никаких «или».
Нет.
Не-а.
Трясу башкой, словно пытаюсь вытрясти из неё всю эту ебанутую гейскую хрень.
Я его не люблю. Но. Я без него не могу. Не могу представить, что его не будет больше в моей жизни. Его дебильных синих волос, веснушек, бесконечного бубнежа, сутулых плеч. Кажется, я вконец рехнулся. Остановите эту землю, меня накрывает.
Сеня, Сенечка. Мой главный и самый масштабный проёб в жизни.
И никуда я от него не денусь, даже если сильно захочу. А любовь это или ещё какая-то херня, хрен знает. Да и похуй как-то.
И вот тут меня действительно накрывает. Пот прошибает, оттого что все паззлы в моей голове сошлись уголок к уголку.
Ощущение какой-то неправильной хуйни, дичайшего сюра. В голове рушатся шаблоны, рассыпаются, как карточный домик. Ломаюсь я. Трещу по швам. Время паниковать, Кир. Ты влюбился.
Поднимаюсь на ноги и осматриваюсь в поисках сигарет. Покачиваюсь, с трудом удерживая равновесие. Комната плывёт. Меня мутит. Тошнота накатывает, скручивает. Если не потороплюсь, блевану прямо здесь, на роскошный Пашкин ковёр.
Костяшки саднят, припухли.
Голова раскалывается, будто кто-то хорошенько так ебанул с ноги в самый череп.
Я должен собраться и вернуться к нему. Увидеть его и проверить, что происходит между нами. Уверен ли я, что сразу всё пойму? Нихуя. Только вот ждать, пока само всё рассосётся, не хочу.
Глава 7
Голубой саксонский лес.
Грез базальтовых родня.
Мир без будущего, без
– проще – завтрашнего дня.
Мы с тобой никто, ничто.
Сумма лиц, мое с твоим,
очерк чей и через сто
тысяч лет неповторим.
– Иосиф Бродский
АРСЕНИЙ
Проснувшись, я обнаруживаю, что раздет до трусов и укрыт одеялом, а по комнате растекается мягкий утренний свет.
Переворачиваюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку. Воспоминания накрывают флэшбеками.
Как же по-уродски всё вышло. Я все испортил, и теперь готов сгореть от стыда.
Он не вернулся ни ночью, ни утром. Мне остаётся только ждать. Ждать, когда он даст о себе знать. Когда снова захочет меня увидеть. Если захочет…