Пусто. Мне его не хватает.
Место от сигаретного ожога за ночь успело покрыться корочкой и сейчас неприятно чешется под аккуратным прямоугольником пластыря. Герман. Заставляю себя встать и отправляюсь на поиски своего спасителя.
Нахожу его на кухне.
С отрешенным видом он сидит за столом, настолько погружённый в свои мысли, что даже не замечает моего появления.
– Привет.
– Salve, amice, – приветствует меня он. – Ты как, в порядке?
– Да, вполне. Который сейчас час?
– Почти одиннадцать, – отвечает он, отрываясь от созерцания кофейной чашки. – Оденься. Алиса и Лёня сейчас приедут. Будем готовиться к зачёту по философии.
Вот оно что. Тяжёлая артиллерия на подходе. Арсений снова на грани нервного срыва. Арсений снова нуждается в присмотре.
Мне уже становится стыдно за свою вчерашнюю истерику, за подростковую выходку с выжиганием по собственному телу, за прочее-прочее-прочее.
– Вам не о чем беспокоиться, честное слово. Со мной всё будет окей.
На удивление, я и правда чувствую себя совершенно спокойно. Меня не тянет ни в истерику, ни убиться головой об стенку. Все чувства и эмоции будто вынули разом, ничего не осталось. Пустота.
– Послушай, я не должен был выдергивать тебя посреди ночи. Ещё и в ливень.
– Глупости. Для чего ещё нужны друзья? Но от поцелуя в знак благодарности я не откажусь.
Совсем недавно этот намёк заставил бы меня покраснеть от смущения, но сейчас я просто сжимаю его плечо, и мне кажется, что Герман едва уловимо вздрагивает от моего прикосновения.
– Спасибо.
– Кофе?
– Позже, немного подышу.
Надеваю футболку и шорты и выхожу на крыльцо.
Дождь лил всю ночь напролёт, и всё вокруг дышит свежестью. В зарослях крыжовника блестят капельки влаги, а небо над головой такое синее, что хочется вдохнуть его целиком полной грудью.
Но больше всего мне сейчас хочется побыть одному. По мокрому от ночного дождя деревянному настилу я добираюсь до дровяного сарая, на крыше которого я коротаю время в тёплые времена года за чтением книг. По привычным уже выступам и выемкам забираюсь наверх. Забытый с прошлого лета томик «Портрет Дориана Грея» укоризненно встречает меня искорёженной обложкой. Бездумно листаю пожелтевшие от непогоды страницы. Тишина и одиночество – то, что нужно.
Целовать его было плохой идеей.
Снова и снова прокручиваю одно и то же воспоминание. Один и тот же момент на репите. Вот его губы – горькие как полынь. Вот его кожа, раскалённая под моими руками. Вот он отталкивает меня, ошарашенный, сбитый с толку.
У меня без него ломка, я словно погружаюсь в тот же, знакомый мне вакуум. Я не выдержу это во второй раз. Я не знаю, как мне прожить сегодняшний день.
Может, представить себе, что ничего не было, что всё это — выдумка моего воспаленного мозга, что…
– Ты снова таскаешь мои вещи?
Одна фраза, и моё заторможенное спокойствие трещит по швам. Он подкрался так неслышно, что застал меня врасплох. Первое желание – немедленно дать деру, сигануть с крыши прямо в молодые побеги крапивы и лопуха.
Но он дотрагивается до меня, скользит пальцами по выпирающему позвонку над воротом футболки, и у меня пересыхает во рту. Хочется сглотнуть, а не чем. Во рту Сахара, во рту чёртова пустыня.
– Так и не посмотришь на меня?
Физически не могу к нему повернуться, не могу посмотреть ему в глаза.
Сердце зависает где-то в районе гортани, но только для того, чтобы с новой силой зайтись барабанной дробью. Запредельно громко, невыносимо близко.
Вдох-выдох. Выдох-вдох.
– Так и будем молчать?
Закусываю губу. Сильно, насколько могу вытерпеть. Я когда-нибудь точно себя сожру.
– Сень, – он зовет меня ещё раз. – Давай поговорим. Как взрослые.
Уши горят, а шея пылает и наверно покрывается уродливыми красными пятнами.
Тогда он сжимает мои плечи и одним сильным движением подтаскивает меня поближе. Его тёплое ласковое дыхание где-то над ухом отзывается дрожью в кончиках моих пальцев. А пока у меня внутри всё сжимается, он разворачивает меня к себе. Пытаюсь сопротивляться, всё ещё стыдясь посмотреть ему в лицо. Чувствую, как меня трясёт. Потерять его и снова ощутить рядом – это слишком.
Как там у Сплина? «Моё сердце остановилось, моё сердце замерло?» Моё, кажется, и совсем перестало биться, забывая, что обязано поддерживать мою жизнедеятельность.
Кир разглаживает ворот моей футболки, водит пальцами по кромке пластыря, касаясь кожи. Щекотно. Мысли становятся легче, невесомее.
Так страшно, будто вовсе не я совсем недавно сам лез к нему с поцелуями. Будто не я первый начал. Возможно, потому что теперь я точно знаю, что… неужели взаимно?