Он подходит ближе, скидывает капюшон, и я не могу сдержать изумленного «Пиздец!», рвущегося наружу против моей воли.
Синий?! Цвет его волос – не то голубой, не то неоново-морской – режет глаза, сбивает с толку. Что-то тихонько царапает глубоко внутри. Я хотел увидеть его волосы с той самой ночи воспоминаний в поезде, хотел проверить, такие ли они светлые, вытравленные жарким солнцем до бела, как последним летом.
Не хочу дожидаться, пока он дотащится от ворот до крыльца, сбегаю вниз по ступенькам ему навстречу.
– Привет, – он останавливается и протягивает мне руку.
– Офигеть, как ты вырос! – сгребаю его в объятья и чувствую как он расслабляется, обмякает в моих руках. – Привет, детка!
Детка. Так я называл его давным-давно. Когда деревья были выше, а трава зеленее. В детстве. Сейчас и не подходит вовсе, но само вырвалось.
– Привет, Кир, – уголки его губ ползут вверх, а в глазах плещется тоска. Щенячья. Дикий контраст. Эх, Сенька! Не хочется его отпускать. Хочется успокоить, пообещать, что всё будет хорошо и добавить всякого бреда о том, что время лечит.
Он совсем ещё мальчишка, не удивительно, что меня переполняет нежность. С этими растрёпанными волосами и огромными глазами он кажется намного младше меня, меньше. А сам я на его фоне кажусь себе стариком. Это настолько трогательно, что мне становится неловко, и именно в этот момент я понимаю, как соскучился.
Он шмыгает в ворот толстовки и отодвигается, вернее, отлипает: – Давно приехал?
– Пару часов назад.
– А отец?
– Привёз меня и поехал на работу.
– Ну, конечно…
Мне кажется, или его глаза действительно на секунду стекленеют, взгляд становится безжизненным, отрешённым, безразличным?
Мы заходим в дом, я наблюдаю, как какое-то время он сражается с кроссовками, никак не желающими отпускать прилипшие к мокрым стелькам ступни. Спустя пару минут он всё же выходит победителем и шлёпает по коридору к дверям своей комнаты.
Иду след в след по мокрым отпечаткам его ног. Мы балансировали так в детстве от одного тёмного ромбика дорожной брусчатки к другому, не желая уступать друг другу даже в этом глупом детском состязании.
Взлохмаченный, скуластый, ершистый, он замирает в дверном проёме, переминается с ноги на ногу, пялится на дверной косяк и переводит глаза на меня.
– Зачем ты приехал?
Вот так. Прямо в лоб, братишка? Странно, но вопрос, который я сам прокручивал в голове бессчётное количество раз, заданный сейчас им, звучит... обидно.
– Я? – выдыхаю. Не ответ даже, а так, выхлоп скопившегося в лёгких воздуха.
– Ну да. Почему именно сейчас?
– Потому что попёрли из универа за «умышленное причинение вреда здоровью».
– Твоя честность подкупает, – он хмыкает и даже расщедривается на улыбку.
– Значит, не сердишься на незваного гостя?
– Я на тебя не сердился даже тогда, когда ты оставил меня в том чёртовом карьере.
– Да ладно тебе! Я же сам тебя и вытащил!
Было такое. Давно, но было.
– Ага, вместе с парой кэгэ грязи. Мама потом неделю вымывала мне глину из волос, – он немного запинается при упоминании матери, но быстро берет себя в руки, а я помогаю ему увести разговор в сторону:
– Ещё бы, я тогда даже отдал тебе свою джинсовку, чтобы ты своим видом всех прохожих не распугал.
– …Которая была мне до колен, если помнишь.
Я помню. И не забывал никогда.
– Сколько лет прошло, Сень?
Он вздрагивает.
– Так меня называла мама...
Не дать ему расклеиться! Заговорить, заболтать всякой ерундой.
– А как друзья называют?
– Арс.
– Хочешь, я буду звать тебя так же?
Мотает своей лохматой башкой из стороны в сторону. Ну, Сеня так Сеня.
– Ты прости, я не должен был так пропадать. Я ужасный брат.
– Ты замечательный брат. Сам знаешь.
Молча киваю. Слова кажутся лишними, всё и так понятно. Без слов. А он снова зависает. Морщит лоб, словно вспоминая о чём-то давно позабытом и важном.
– Ты уже разобрал сумку?
– Не-а, зато я успел осмотреться вокруг и заметить в какого умника ты превратился, – многозначительно играю бровями и обвожу руками стопки словарей внушительных размеров, громоздящиеся на всех ровных поверхностях его комнаты.
– Можешь смеяться сколько угодно, – он стягивает водолазку и исчезает в недрах шкафа. – Надо освободить тебе полку, – косится на мою сумку и добавляет, давясь смешком: – Или парочку.
Когда он, довольный, выглядывает из-за дверцы без майки, я удивленно присвистываю. Вот это у него тату! Что-то на английском, наверняка заумное. Или, напротив, подростково-ванильное.