Лучше бы я их не видел. Лучше бы приехал туда на пять минут позже, разминулся, дождался бы его дома на крыльце.
Вот оно, бессилие. Апатия.
Но ведь жил же я как-то раньше, без него! И сейчас попытаюсь. Я справлюсь. Всё равно у меня нет выбора. И пусть сейчас мне трудно в это поверить, но я перетерплю.
В обоих висках беспрерывной пульсацией стучит «Так будет лучше». А ещё «Мама будет рада». Это заставляет мои губы заломиться в неестественной улыбке.
Можно напиться. Но вряд ли дешёвый алкоголь поможет заполнить пустоту, образовавшуюся внутри. Не поможет он и выкинуть из памяти бесконечные эмоциональные качели предыдущих летних месяцев. И предательство, поломавшее меня сейчас, в сентябре.
Блин, зачем так по-киношному, совершенно по-идиотски убиваться по человеку?! Это же тупо! И любить кого-то так отчаянно – тоже тупо. Ведь жизнь не похожа на сопливые романтические книжки.
Я давно не принимаю таблеток. Потому что прекрасно справляюсь без них. Но сегодня особый случай.
Выдвигаю верхний ящик стола и в самой глубине безошибочно нашариваю знакомый блистер. Мне даже не нужно включать свет.
Натягиваю дурацкие джинсы, узкие, купленные в угоду моде – не знаю, как я их не выбросил, наверное, их спас мой любимый цвет. Чёрный. Так. Теперь чёрная майка. Чёрная рубашка в красную клетку. Чувствую себя малолетним панком. Но так даже лучше, легче будет слиться с толпой истощённых обдолбанных мальчиков в том месте, куда я направляюсь сейчас.
Это клуб. Там душно и людно. Под потолком – ряд неоновых ламп. Музыка гремит, заглушая мои мысли. То, что нужно.
Скольжу между извивающимися телами под выносящий мозг долбёж. В голове пусто. Голова - без дна. Я весь – бездна.
Мне кажется, или на меня пялятся? Какого черта! Знают, что ли, зачем я здесь? Но мне это безразлично, спасибо парочке таблеток оксиконтина. Мне на-пле-вать на эти липкие, словно сахарный сироп, взгляды.
Зачем я здесь? Зачем? Холодная струйка пота прокладывает дорожку вдоль позвонков. Известно, зачем.
Клин клином.
Он врезается в меня со спины. Неловкий. Нескладный. Примерно одного роста с ним, и волосы такие же светлые… Молодой совсем. Неужели младше Сени? Неважно, в клуб его пропустили, значит, забота не моя.
Цепляется за моё запястье, пристально смотрит мне в глаза. Текуче так смотрит, плавяще, пьяно.
– Привет! – его голос заглушается ломкими битами, терзающими мои барабанные перепонки, но я прекрасно читаю по его губам.
– Привет, – он тоже наверняка меня не слышит, но тоже считывает по губам и улыбается.
Смотрю на него. Кажется, неприлично долго. Он вскидывает ресницы, напарываясь на мой пристальный взгляд, как бабочка – на булавку. Секундное удивление, и тут же – улыбка. Мотылёк. Вот он кто. Белые крашеные крылышки.
– Пососёмся?
Нагло. Вскрывает меня взглядом, как консервную банку. Вся его «невинность» растворяется в ядовитом неоне танцпола и оборачивается порочностью. Он делает шаг мне навстречу и кладет руку на моё плечо.
Не Сеня. Хотя и похож.
Он тоже знает, зачем мы здесь. Возможно даже лучше меня. И не удивляется, когда я дергаю его за ломкое плечико, сближая наши лица. От него пахнет текилой и ягодной жвачкой, и у меня перехватывает дыхание – только не это.
Но он уже мажет своими губами по моим, вышибая кислород из моих лёгких.
Как же больно, словно прорывает нарыв, из которого вместо крови текут чувства, а это хуже в разы.
Вдруг становится любопытно: он вмазанный или просто вусмерть пьяный? Впрочем, какая мне нафиг разница, если он так возбужден!
Хватаю его за локоть и тяну сквозь толпу, обтекающую нас стаей безмозглых рыб. По ходу хватаю с барной стойки чужой вискарь и шлифую уже успевшие раствориться в желудочном соке опиаты.
Ненавижу клубы! Ненавижу этот дешёвый неон и пластмассовое веселье, вызванное водкой. Ненавижу людей, дергающихся на танцполе, случайные горячие прикосновения. Он мне не нравится. Я просто его хочу.
Тащу его в туалет. Зелёный неон сменяется алым, навевая мысли о красных фонарях и необузданной вседозволенности.
Мы тут такие не одни, те, кто не по нужде. И вряд ли кого-то это волнует.
На его щеках и переносице от алых огней – клубничные пятна, почти как в дурацких Сенькиных анимэ. Молчи, подсознание, заткнись! Как же ты меня заебало!
Вталкиваю его в кабинку. Он дёргается, пытается вывернуться. Но я точно знаю, что это – часть игры. Знаю, что он позволит мне всё что угодно.
Его глаза щурятся, будто сонные или близорукие. Меня снова коробит от всплывающих ассоциаций, и я боюсь, что могу слететь, передумать.
Его глаза подведены чёрным. Зрачки тёмные, расширенные. Смеётся. Ах, так! А если пальцами в волосы? И ладонями под одежду? Я не знаю его имени. И как-то насрать. Как-то абсолютно похуй.