В этом году я ждал её как никогда раньше, с нетерпением глядя на чёрный от бесконечных дождей асфальт в надежде, что первый снег – белый и рыхлый, – одним своим появлением сумеет спасти меня от засевшей глубоко внутри непередаваемой тоски. Будто придёт зима и разом скуёт все ненужные мысли и чувства толстой коркой льда или хотя бы покроет их тонким слоем инея забвения.
Всё это время я стоял на перепутье. Замерзший и пустой. И сейчас я там. А всё вокруг меня либо готовится к предстоящим морозам, либо уже замёрзло и умерло. Вдыхаю холодный воздух и запахи мокрой опавшей листвы, а сам думаю о том, о чём запрещаю себе думать в принципе.
Эх, жаль расставаться с одеялом, но нужно. Пора в душ, смывать с себя утреннее уныние. Потом – кофе.
Через десять минут выуживаю из кухонного шкафа банку растворимого. Гадость, конечно, надо бы всё же разжиться кофеваркой. Как-нибудь. А пока придётся довольствоваться тем, что есть на съёмной квартире.
Две чайные ложки кофе. Кипящая вода. Сахар закончился. Зато есть молоко. С молоком пьёт Сеня. Блядь, а ведь я почти смыл с себя эту тоску! Всё шло так прекрасно, и зачем я только снова вспомнил…
Горячая чашка обжигает пальцы, кофе – язык и нёбо, а оттуда приятным теплом разливается по пищеводу. Ненавижу кофе без сахара. Ненавижу выходные.
Снова захожу в ВК, в его профиль. Нет, я не слежу за ним. Просто успокаиваюсь, когда вижу значок «онлайн» или пометку, что он был в сети такое-то время назад. Словно это автоматически обозначает, что с ним всё в порядке. Во всяком случае, так мне сразу делается легче. Легче себя оправдывать.
На его аватарке по-прежнему анимэшный тип с синими волосами. Хаул. Теперь я это знаю. А на стене – временное затишье. Ни тебе постов с цитатами древнегреческих философов, ни фоток античных статуй. Только статус изменился. Теперь там строчка из песни про «глаза с разводами бензина» и о том, что без них ему не обойтись…
Пришлось загуглить. Я такое не слушаю обычно, но эта девчонка – Швец – мне понравилась. Не Боуи, конечно, и не Кобейн, но я залип и весь первый день безбожно жал на повтор, счастливый, как идиот. Совпадение, конечно, но вдруг? Правда, с тех пор мой мозг не раз меня обламывал, и весьма хладнокровно: мало ли в мире бензиново-зелёных глаз, на моих свет клином не сошёлся.
Не сошёлся. Сердце снова разбивается на сотни осколков. Зачем надеяться? После того, что я наделал, надеяться глупо. Но очень хочется… Может, написать ему? Получить ответ «свали из моей жизни» и тогда уже успокоиться? Нет, лучше буду молчать, молчание оставляет надежду. Нужно только пережить выходные, они всегда выбивают меня из колеи, потому что сидеть в квартире невыносимо.
Сгребаю телефон и наушники, и выхожу на улицу.
Но всё-таки мне
не обойтись
без глаз
с разводами бензина
– Здрасти, дядя Кирилл! – мой единственный знакомый в этой многоэтажке, школьник Арсений, живёт в соседней парадной и, судя по тому как часто я на него натыкаюсь, гуляет со своей собакой круглые сутки. Собаку зовут Амалия, или Ама. Вот такое совпадение на мою голову. Сейчас Арсений мокрый и грязный, такой же, как его Ама.
– Привет! Где извазюкались?
– Нас автобус окатил. Водой из лужи.
Он говорит о луже, а сам смотрит на небо. Ноябрьское небо – омерзительный студень. Хуже только то месиво, что булькает сейчас под подошвами кроссовок. Тут не просто лужи, а слякоть. А на небе? Там ветер гонит свинцово-грязные тучи. И тоска, тоска, тоска. Ненавижу выходные! Ненавижу ноябри!
Зато люблю будни. На неделе у меня не остаётся времени для самокопания. До обеда я в универе, потом – подработка. Ночью приезжаю домой и падаю на кровать, иногда забиваю даже на ужин. Устаю настолько, что даже снов не вижу, и это хорошо, потому что я не сплю, а умираю до рассвета, совершая над собой еженощную смертную казнь: перед тем, как провалиться в блаженное безвременье, недолго перебираю в голове воспоминания, те самые, которые так стремлюсь вытравить из себя днём.
Первые прикосновения, первый поцелуй, первое признание. Царапины, ожоги, гвоздь… Мелочи. Вот он расчёсывает комариный укус чуть ниже тощей квадратной коленки и верещит из своего кресла, запрещая мне закрывать окно:
– И так дышать нечем! Сдохнем от жары!
Почему я это помню? Да потому что тогда я дышал только им. Он был моим воздухом. Разве такое забудешь? Конечно, нет. Вот, думаю о нём, и становится так одиноко, что сердце замирает от тоски. Я разбил это в дребезги сам, своими руками – от одной этой мысли пробивает дрожь.