В какой-то момент я просто устал. Устал горевать, устал не спать по ночам, ненавидеть себя и думать, как бы всё обернулось, если бы мы тогда не разминулись, если бы я не уехал тогда с другим.
С этим самым Андреем, который смотрит сейчас на меня и говорит загадками.
Мне помогло время. Постепенно мои мысли прояснились, а эмоции ушли на задний план. Я перестал страдать. Позволил самому дорогому и светлому для меня чувству остаться в прошлом. В тех беззаботных летних месяцах, что мы провели вместе.
Восстанавливаю дыхание. Да, я смирился с тем, что больше это не повторится.
Вот, Андрей говорит, что нужно друг друга простить? Я сделал и это, смог простить и его, и себя, и тогда ненависть просто ушла. К тому же приближалась сессия, и всё свободное время я стал проводить за книгами.
В конце концов, говорил я себе, Кирилл не обещал мне быть рядом всегда. Мы вообще друг другу ничего не обещали, ни в чём не клялись. Мы просто были вместе здесь и сейчас. Но всё закончилось.
Молчу и разглядываю испачканные в чернилах пальцы. Боюсь посмотреть на Андрея – в его голосе столько боли… Боюсь увидеть её у него в глазах.
Чего он хочет? Чтобы я вспомнил? Да я и так от воспоминаний готов в подушку выть, и если бы киты внутри меня были ещё живы, они бы подвывали мне в унисон.
Не могу сказать, что я перестал есть и пить, тоскуя по нему. Нет. Я ем и пью, но делаю это скорее по инерции, не испытывая ни голода, ни жажды.
Просто всё вокруг стало блёклым, серым. Одно сплошное ноябрьское утро. Или вечер, неважно. А я – застывшее насекомое, застрявшее между двух оконных рам. Без красок, без радости, без любви.
Единственное яркое пятно – воспоминания о прошлом. Порой они даже балансируют на грани реальности, в такие дни я засыпаю со счастливой улыбкой. Но по утрам прекрасно понимаю, что у этого прошлого нет будущего, и тогда моё счастье улетучивается, уступая место уже привычной пустоте.
Зачем Андрей напоминает мне о ней?
Я могу лежать в обнимку со скомканным одеялом ночами напролёт, пялясь в стены или в потолок до первых утренних птиц.
Могу проснуться среди ночи, пытаясь нашарить Кира рядом с собой. Нашарить не удаётся, и я снова проваливаюсь в сон, вжавшись спиной в мокрые простыни. В моих снах – июньский полдень и солнце такое горячее, апельсиновое. В моих снах – ворох его кудрей, и я перебираю их лениво. В моих снах он крепко сжимает меня и целует запястья...
Поговорить… Выяснить… Разобраться… Простить друг друга…
– Звучит так, будто речь сейчас не совсем обо мне, – говорю потому, что хочу обозначить свою позицию: мне не нужно сочувствия.
– Ты прав.
Я прав?!
– Не помню, упоминал ли я раньше, но ты очень похож на моего брата.
Ах, вот оно что! Значит, моя интуиция меня не подвела. Андрей, и правда, испытывает ко мне братские чувства, замаливая заботой о студенте какие-то личные косяки…
– Я предал его дважды. Не стану мучать твои уши подробностями, только скажу, что однажды отказался принять его сторону по принципиальному вопросу. Это его ранило. А потом я не захотел его выслушать. Это ранило его ещё сильнее. Он разорвал наши отношения. Совершенно. Я даже не знаю, где он сейчас живёт. И не было ни дня, чтобы я не жалел об этом.
Молчу. Я бы так не смог. Не знать, где живёт? И не мониторить соцсети? Хоть изредка.
– Ладно, не грузись. Просто не повторяй моих ошибок и не тяни с разговором. Какие планы на сегодня?
Какие у меня могут быть планы? Вечер – тёмный и хмурый в самых лучших традициях конца ноября. Ветер гонит по небу свинцовые тучи, и они грозятся опрокинуться на город либо ледяным дождём, либо долгожданным первым снегом. Какие тут планы?
Я ждал зимы так сильно, как никогда раньше. Ждал, чтобы пришли её морозы и сковали льдом всё живое, а значит, и моё сердце. А ещё я мечтал о снеге. Совсем как в детстве, надеясь на чудо. Но снег ещё не выпал, а значит чудес не предвидится, и планов никаких. Так и скажу.
– Да никаких, в принципе.
– В таком случае, разреши мне накормить тебя ужином, за едой мне удобнее будет проводить воспитательные беседы.
Он улыбается, а в глазах просьба. Не могу ему отказать.
Мы выходим из здания в тихую почти декабрьскую ночь. На самом деле ещё нет и шести, но в это время года темнеет рано. Пока мы говорили, территория опустела, большинство студентов и преподавателей успели разъехаться по домам.
Серая громада главного корпуса освещается редкими фонарями, разбросанными тут и там якобы невпопад, а на самом деле в строгой закономерности.
Тихо падает снег. Снег? Наконец-то! Неужели случится чудо?!