– Твой отец привёз. Я позвонил ему, рассказал, что ты простыл, он привёз и уехал обратно на работу.
– Не надо было звонить.
– Глупости. Почему?
– Не хочу отвлекать его по мелочам.
– Ну ты и балбес. Он тебя любит и заботится. Как умеет.
– Ну конечно.
– Подожди, сейчас кое-что принесу.
Кир ускользает на кухню и какое-то время гремит там крышками и посудой. В конце концов появляется на пороге с чашкой в руках.
– Если снова откажешься, волью насильно.
Пялюсь на него с нескрываемым недоумением, о чём он? Я не отказывался от питья.
– Я приготовил для тебя суп. Тебе надо поесть.
Вау. Приготовил. Для меня.
Аппетит отсутствует от слова «совсем», впрочем, как и силы сопротивляться. Беру из его рук чашку с полной уверенностью, что с трудом осилю хотя бы пару глотков. Но вот за первым следует второй, за ним – третий, и мой желудок реагирует на горячий куриный бульон отнюдь не чувством тошноты, а очень даже благодарно.
– Ну вот и славно. Теперь закинем в тебя лекарство, и к утру полегчает. Хочешь, посмотрим что-нибудь?
– Что-то нет настроения, – отдаю ему полупустую чашку и вздрагиваю от случайного соприкосновения наших рук. – Лучше почитай мне.
– Почитать? – Кир явно удивлён моей просьбе, но я не хочу уступать.
– Ну да.
– Есть какие-то предпочтения? – он устраивается рядом на диване.
– На твой выбор.
– Окей.
Хмыкает и снимает блок с экрана телефона. Что-то вводит в поисковик. Улыбается.
Он ещё не начинает читать, но я уже абсолютно уверен в том, что услышу. Можно считать это интуицией или шестым чувством. Закрываю глаза. Жду. Предчувствую. Сейчас.
«Раньше мне очень хотелось увидеть рассвет. Нет, не восход солнца — это уже не рассвет, это начало утра. Мне хотелось уловить тот миг, когда отступает ночь, темное небо становится сиреневым, прозрачным, чуть розовым на востоке. Но поймать мгновение рассвета оказалось так же трудно, как поймать момент наступления сна».
Я знаю эти строки наизусть. «Рыцари сорока островов». Шевелю беззвучно губами, вторя про себя его низкому бархатному голосу. Кир по-прежнему немного картавит, буква «эр» западает, рокочет. Я должен его спросить… не вслух, конечно, только про себя. А лучше загадать, как желание: если дотронется, значит, тоже... Боюсь продолжить. Любит? Боюсь произнести это слово даже в мыслях. Хотя что тут такого, мы же старые друзья! Но нет, мой нынешний вопрос не о дружеской любви. Осторожно протягиваю ему руку, и он тут же накрывает мою ладонь своей. Вцепляется. Держит крепко, горячие пальцы обжигают...
Не уходи. Не отпускай. Останься со мной.
Полулежу и улыбаюсь в потолок, как дурак, пока он читает, стискивая мои пальцы в своих. Впервые за последние два месяца меня не пугает темнота. Не смотрю, но совершенно уверен, что он тоже улыбается.
Сонно и тепло. Воздух между нами густой и сладкий, словно засахаренный, а в голове – сплошной вакуум. Его глаза цвета бутылочного стекла, зелёного, битого, смотрят ласково, больно, насмерть. И от этого так спокойно и хорошо. Я влюблен в него? Да. Глубоко и бесповоротно.
Глава 4
Верь, да проверь — мой герой
Не придёт по воде из-за дырявых ступней.
Герой моих лучших дней не пишет мне.
Не пишет мне...
Угнал паровоз с моих железных дорог
Герой моих детских строк... Как он мог?!
Герой моих детских прав ушёл,
Ничего не сказав мне.
– Эм Калинин
4.1. КИРИЛЛ
Оттепель стремительно набирает обороты. В день приезда меня встречала ледяная жижа под ногами и ощущение, что зима будет длиться вечно, будто мы не в центре Сибири, а на самом крайнем севере. Но вот прошло несколько дней и всё вокруг тает, а ртутный столбик в уличном термометре растёт с бешеной скоростью.
Завтра дядя уезжает в командировку, а значит, с меня – обещание присматривать за кузеном.
– Он порой совершенно забывает о еде. Ты уж пригляди за ним, ладно?
– Без проблем. Физическую силу применять разрешаешь? Силу братского подзатыльника, если быть точным.
Дядя смеётся, принимая мои слова за шутку, он не знает, что я на полном серьёзе думаю про тумаки, без них мне с Сениным гундежом, пожалуй, не справиться.
Сеня... Он по-прежнему просыпается по ночам, и тогда я, разбуженный его криками, подхожу и ложусь рядом, прижимаю его к себе, глажу по спине. Он утыкается носом в моё плечо, хватается за меня, словно маленький ребёнок, и я баюкаю его, бормоча какую-то ахинею хриплым спросонья голосом.