— Боже милостивый! Благодарю за моих детей! — сказала бедняжка, молитвенно складывая руки. — Но как вы могли заблудиться? До Виль-Давре всего две минуты. Надо повернуть по тропинке налево, и вы увидите первые дома деревни.
Мужество и силы сразу же вернулись к нам, и мы быстро и весело вскочили на ноги.
Но наша радость сменилась унынием, когда мы подумали о приеме, который нас ждет. Мы вошли через калитку в парк и тотчас услышали голос миссис Браун, громко зовущей нас. Мадлен прикусила губу и повернулась ко мне:
— А теперь, Амори, что мы будем делать и, главное, что мы скажем?
Миссис Браун заметила нас и подбежала.
— Ах, какие вы нехорошие! — воскликнула она. — Сколько беспокойства вы мне причиняете! Я с ума схожу! Где вы бегали? Господин д'Авриньи только что приехал и спрашивает о вас. К счастью, я не осмелилась сказать ему правду. Я притворилась, что пошла вас искать сюда. А раз вы уже здесь, я скрою от него вашу вылазку. Тем более, что ругать он будет меня, хотя здесь нет моей вины, — добавила она ворчливо.
— Какое счастье! — воскликнул я, поддавшись первому порыву.
— А бедная женщина? — сказала Мадлен.
— Что?
— Как что? Разве она может получить обещанную нами награду, если мы не признаемся, что мы заблудились, а она указала нам дорогу?
— Но нас будут ругать, — ответил я.
— Но они хотят есть, — возразила Мадлен. — Не лучше ли получить выговор, чтобы эти бедняги могли получить еду!
Прелестное создание! Этот ответ был так похож на нее!
Нетрудно понять, что господин д'Авриньи не столько ругал нас, сколько обнимал.
А бедную вдову устроили на ферму в Мерзан, и теперь еще три благодарных существа молятся за душу нашей Мадлен…
И когда я думаю, что со времени того приключения прошло всего десять лет…
Вот все, что я могу написать вам, Антуанетта. Рядом со мной море, но увы! В моем безграничном горе мне нравится возвращаться к детским воспоминаниям, как бесконечному океану нравится играть ракушками на своих берегах:
«Когда приходит горе,
Мы обращаем взоры к счастью
Минувших дней…»
Амори».
ДНЕВНИК ГОСПОДИНА Д'АВРИНЬИ
«Странное дело! Пока у меня не было ребенка, я отрицал существование другой жизни!
Когда Мадлен родилась, я стал надеяться.
Когда она умерла, я поверил.
Благодарю тебя, Боже, что ты дал мне веру тогда, когда оставалось только отчаяние!»
XXXIX
Антуанетта — Амори
«3 октября.
Амори, я не буду писать о себе, а только о дяде, о Мадлен и о вас.
Я видела господина д'Авриньи позавчера, 1 октября, помните, мы условились, что встречаемся первого числа каждого месяца? Однако я часто получаю известия о нем от старого Жака, которого он посылает в Париж справиться обо мне.
Дядя почти не разговаривал со мной, и день прошел в молчании. Он мне показался рассеянным, и я боялась его рассердить. Я довольствовалась тем, что украдкой поглядывала на него.
Он очень изменился, хотя это не сразу бросается в глаза. На лбу стало больше морщин, в глазах больше сосредоточенности, в позе больше озабоченности.
После двух месяцев болезни Мадлен он уже находился в подавленном состоянии.
Когда я приехала, он поцеловал меня со своей обычной добротой и спросил, не хочу ли я ему рассказать что-нибудь о своей жизни?
Я ответила отрицательно и сказала, что получила от вас два письма. Я хотела дать ему прочесть второе письмо, потому что оно все состоит из воспоминаний о Мадлен. Но он оттолкнул письмо и отказался взять его, хотя я и настаивала.
«Я знаю, — прошептал он, — что он может сказать; все в прошлом, как и у меня. Но я старше его на тридцать пять лет. Я уйду к ней первым».
После этих слов он почти не разговаривал. Боже! Я пугаюсь, видя его таким погруженным в свои мысли, таким чуждым всему.
Во время обеда мы произнесли только несколько банальных фраз. Прощаясь, я обняла его со слезами на глазах, он проводил нас до экипажа, и Жак отвез нас с миссис Браун обратно в Париж.
Вот и все мое свидание с дядей, дорогой Амори. Но когда Жак приезжает в Париж, я его расспрашиваю обо всем. Дядя не запрещает ему отвечать, ему теперь все безразлично. Поэтому я знаю, что он делает и как он живет.
Каждое утро в любую погоду он выходит из дома и идет на кладбище, чтобы, как он говорит, поздороваться с Мадлен. Он остается там около часа.
Вернувшись и позавтракав за пять минут, потому что он ест, только чтобы не умереть, он закрывается в своем кабинете, берет тетради, где ведет дневник. Он начал его вести очень давно.