— Я явно не могу рассчитывать на твою помощь.
— Чтобы поймать Игоря? — презрительно усмехнулась она.
— К примеру.
Немка Инга решительно покачала головой.
— Ни за что, — сказала она, наклонив голову. — Я знаю, — продолжила женщина более мягко и тише, — в один прекрасный день его арестуют. Ничто не продолжается вечно. Легко представить, что его засадят в тюрьму на такой срок, что ни одна женщина его не дождется. — Она обреченно взглянула на Декока: — Если такое произойдет… Когда такое произойдет, я вернусь в Ганновер. Возможно, я встречу другого мужчину… мужчину такого же, как Игорь.
16
Остаток пути до участка Фледдер продолжал улыбаться, а Декок хмуриться. Молодой инспектор больше не мог сдерживаться. Он испытывал какое-то извращенное, злобное удовольствие от огорчения Декока.
— Дело продвигается туго, Декок, — сказал он. — Не ваш сегодня выдался день. Инга не поможет.
— Плохо, — вяло отозвался Декок. Казалось, его ничего не трогало.
— Ха!
— Да, — продолжил Декок так будто Фледдер его вовсе не прерывал. — Она ведь, по сути, сейчас единственная ниточка, которая может привести нас к Игорю. Ведь мы не можем наблюдать за ней круглосуточно в надежде, что Игорь покажется… Хотя, возможно, и придется к этому прибегнуть.
— Ха! — повторил Фледдер. — В этом случае вам придется попросить комиссара открыть еще один ящик с копами. Вы же знаете, у нас людей не хватает.
— Что меня больше всего огорчает… что меня действительно беспокоит, так это мотив для ее отказа помочь нам… ее философия… — Декок просто продолжал свой монолог. Вероятнее всего, он вообще не слышал Фледдера. Но Фледдер слышал Декока и жаждал объяснений.
— Что вы имеете в виду?
— Нарциссизм… самовлюбленность. Дикий, чувственный Игорь иногда доставляет ей несколько часов наслаждения. И плевать, что он калечит и убивает стариков из-за денег… Ее это не волнует.
— Что вы можете поделать… она этого парня любит.
— Я не слышал, чтобы слово «любовь» поминалось хоть однажды.
Фледдер покачал головой:
— Вы отстали от времени. Ваши идеи и взгляды старомодны. Что можно ожидать от такой девушки, как Инга? Морали, этики?
— Человечности.
— Человечности… от шлюхи?
— Правильно… от шлюхи.
— Когда она найдет мужика, — возбужденно воскликнул Фледдер, — который сможет доставить ей такое же удовольствие, как Игорь, она бросит Игоря в ту же минуту… — Он усмехнулся: — Ваша беда, Декок в том, что вы не принадлежите этому времени. Вы спустились к нам из поколения роман гиков… из вымирающего вида. Вы единственный из эпохи галантности, кто еще остался.
Внезапно Декок выпрямился.
— Спустился… спускаться… поколение… потомок… отпрыск… семья, — забормотал он себе под нос.
Затем посмотрел вперед на дорогу.
— Куда мы едем? — решительно спросил он.
— В участок разумеется, — ответил Фледдер. — Уже поздно, я хочу домой.
— Ничего не выйдет, — заявил Декок тоном, не терпящим возражений. — Мы едем в Бюссюм. Я пообещал себе интервью с дядюшкой Иммануилом.
В Бюссюм они приехали около полуночи. Декок взглянул на часы и расстроился.
— Слишком поздно для визита к хрупкому старику, — поморщился он.
— Так вам же обязательно понадобилось сюда приехать, — уколол его Фледдер. — Дядя Иммануил наверняка уже лег спать.
Они припарковались на Бредиус-Вей и закрыли машину. Декок показал на виллу через дорогу:
— Это ухоженный дом для одной семьи, с большим участком рядом с красивым озером, окруженный первоклассным садом. Содержит все необходимые электрические приспособления; имеется гараж на две машины, центральное отопление и охранная система.
— Откуда вы все это взяли? — удивился Фледдер.
— Из объявления в газете, — миролюбиво ответил Декок. — Эта вилла выставлена на продажу.
— Дядя Иммануил продает свой дом?
— Судя по всему, — подтвердил Декок. — Я сверился с агентом по торговле недвижимостью. Иммануил продает дом. Возможно, он больше не чувствует себя в безопасности в Бюссюме.
Фледдер нахмурился.
— Наверное, вы правы, — признал он. — Как только покончат с тетей Изольдой, придет его очередь.
Они подошли к дому. Вся его фронтальная сторона была обвита плющом. Непроницаемые темные плети придавали дому готический вид, особенно в темноте. С одной стороны находилось большое окно, с другой — большая двустворчатая дверь с маленькими зарешеченными окошечками в каждой панели. С левой стороны висел бронзовый дверной молоток в форме головы льва. Морда льва больше напоминала горгулью и еще более придавала всему дому готический вид.