— А вы, значит, ценители будете? Инопланетной культуры.
— Не насмехайся, хозяйка. Пирамида эта словно живая. Прекрасна она, понимаешь, хозяйка?
— А если муры вернутся?
— Пускай, чай не осерчают.
— Предположим. Следующий вопрос. На надгробной плите имя пришельца, откуда вам оно стало известно?
— Из журнала. На нашем языке писался — для нас похоже, для велицийцев.
Оставив пленников на попечение Упыря и Чернозвона, Сэлли удалилась в какую-то маленькую комнатушку. Там вдоль одной из стен стояли столы на тонких ножках и пара стульев на колесиках. Она немножко покаталась на одном из последних, отталкиваясь ногами, но вскоре навернулась и переместилась на стол, забравшись на него с ногами. Дух пирамиды привел стул в первоначальное положение, сел на него и, поправив балахон, выжидательно уставился на нее.
— Ну что, почитаем? — Сэлли повертела в руках журнал — небольшую книжечку в шершавом блестящем переплете. Странички внутри были исписаны ровным круглым почерком.
"Дорогие наши хозяева, от души уповаю, что вы вошли в наше убежище через входы, открывшиеся перед вами в назначенный нами срок. Если то уважение, которым с вашего дозволения мы пользовались доселе, уберегло вас от преждевременного вторжения, пирамида теперь должна быть вполне безопасной для вас. Если все же… "- и далее шло перечисление немедленных с точки зрения пришельца действий, которые могли уберечь от катастрофических последствий подобной ситуации. — "Несколько веков мы имели удовольствие жить среди вас, и, надеюсь, нам удалось достойно отплатить вам за ваше гостеприимство и терпимость. К великому сожалению, наше неуемное любопытство и беспричинная вера в наше превосходство над силами природы выпустило из самих недр вашей земли ужасного монстра, что с огромной скоростью уничтожил нашу маленькую колонию. К счастью нам удалось вовремя принять соответствующие меры и законсервировать пирамиду, так что поразившей нас чудовищной болезни никогда не выбраться на волю в ваш прекрасный светлый мир. Силы пирамиды вполне хватило, чтобы очистить себя, шаг за шагом, но на это потребовалось много лет. Прошу вас об одном! Не пытайтесь попасть в помещения пирамиды раньше, чем они сами откроются перед вами! В них вы найдете некие материальные образцы нашей культуры, народа муров с Антаркерида. Надеюсь, они покажутся вам столь же интересными и важными, как и те, что мы получили от вас. Когда вновь откроется прямой путь между нашими мирами, и вы встретитесь с нашими потомками, пусть связь между нашими народами станет еще крепче и полнее! Не сочтите за труд поведать им о нашей смерти.
Ребенком, бегая по нашим сиреневым полям и долам, вдыхая их сладостные ароматы, не помышлял я о столь дальнем путешествии к чужим звездам, не думал я, что переживу всех своих товарищей и умру в одиночестве на чужой планете. К счастью ваш мир стал мне вторым домом, который я, уходя, благословляю, да и, если б я не понимал, что разум мой замутнен болезнью, то сказал бы, что подле меня стоит сейчас седовласый старик с добрыми печальными глазами. Прощайте, ваш друг, Рэх Гард Верд."
Сэлли вопросительно посмотрела на седовласого старика с добрыми печальными глазами. Вообще то все прочитанные ею книги, касавшиеся этого вопроса, единогласно не рекомендовали соглашаться на такое, но на девушку опять снизошло это странное чувство мнимой неуязвимости, и она позволила себе взглянуть на прошлое пирамиды "глазами" духа пирамиды.
Сэлли стремительно вошла в помещение и внимательно оглядела собравшееся в нем общество. Упырь, до сих пор сыто (и где только успел!) возлежавший у их ног, тотчас подтянулся. Мужчины же стояли красные от ярости — видимо успели обменяться полусотней эпитетов, но, улицезрев ее, мгновенно остыли, будто бы на них вылили ушат ледяной воды.
— Значит так, господа. Я склонна оставить вас обживать пирамиду, в случае, конечно, если вы присягнете нашему новопризванному царю и будете вести себя с этим наследством, да заодно и с местными, подобно нашим инопланетным друзьям, то есть достойно.
— Я бы согласился. И с большой радостью бы согласился. — Уверил ее Уил с неуверенной улыбкой. — Да вы же, госпожа, лишь посланник, ваши слова не имеют веса.
— Полномочия госпожи достаточны, о чем сказано в Верительной грамоте, — неожиданно встрял Чернозвон, от которого Сэлли меньше всего ожидала поддержки очередной своей сумасбродной идеи.
В глазах Уила появилось сомнение, Сэлли тоже не смогла припомнить такого, но на всякий случай развернула грамоту. Черным по белому где-то в середине документа, потеснив основной текст, шла запись о том, что Сэлли имеет право принимать любые меры, которые сочтет нужными, и говорит прямо от имени государя. Она даже потрогала надпись — это были явно не обычные чернила, буквы словно проступили на бумагу изнутри.
— Вы, верно, не слишком внимательно изучили грамоту, — Сэлли победоносно и весело взглянула на Уила и протянула ему бумагу. Тот удивленно уставился на текст, вновь и вновь прокручивая в голове, как он читал ее в первый раз через глаз входа.
Глава 17. Пенек-муженек
Они попали на нужный путь лишь на третий раз и то благодаря богатому опыту Чернозвона. Хорошо еще, что вскоре Буренка почуяла "дым отечества" и резво поскакала сквозь иллюзии. Полная предчувствий радостных встреч Сэлли все-таки въехала в главный двор крепости Дальней, где ее не замедлили разочаровать: младший господин Дален три дня как умчался разбираться с кочевниками, вознамерившимся насобирать дани с его владений, при этом прихватив, конечно же, и всех своих людей, но в этот раз оставив ей все-таки Берсеня. Чернозвон вознамерился в тот же день выехать к Дирку, и Сэлли кольнуло неприятное предчувствие. Ей тут же стало почему-то одиноко и неспокойно.
Впрочем, сейчас ей было жаловаться не на что, так что, повисев немного на Берсене, Сэлли побежала проведать Малинку. Лошадка пошла на опережение, выскочив навстречу и таща в поводу старшего конюха. Прежнюю стать она себе вернуть не успела, но выглядела уже вполне прилично. Неприлично теперь выглядел конюх, явно не довольный тем, что не он ведет, а его, и пытался тормозить ногами. Малинка же, упираясь всеми четырьмя конечностями, накаченными годами упрямства и своеволия, настойчиво волокла его вперед.
Проходя в отведенный ей закуток, Сэлли заметила, что дверь через одну от двери самого Дирка, приоткрыта. В прошлый ее приезд эта комната была заперта, в ней никто не жил — она помнила это совершенно точно. Сей факт удивил ее вдвойне, поскольку, как она успела заметить, все домашние имели привычку плотно притворять двери в помещения, даже если заглянули туда на секунду. Так что там никак не могла быть горничная, зашедшая освежить пустующую спальню. Пойманная в сеть всевозможных полуфантастических подозрений, девушка на цыпочках приблизилась и, тихонечко подтолкнув дверь (из-за косяка вывалилась щепка), сунула нос внутрь.
Спальня была, насколько можно понять, лишь бегло пробежавшись взглядом, чисто прибрана и вполне обжита. На кровати с поднятым легким балдахином боком к Сэлли сидела Линда в роскошном, хоть и домашнего покроя, платье и в благостной задумчивости поглаживала голубой шелк бального наряда, разложенного перед ней во всем своем великолепии. Поверх ткани сияли длинные нити речного жемчуга.
Сэлли очнулась, уже подойдя ближе. Линда обернулась и, изобразив бесконечную радость на лице, кинулась на девушку.
— Сэлли, дорогая, ты уже вернулась?! — возопила она, обнимая подругу. Сэлли кисло улыбнулась. Она уловила нарочитость, отвратительную наигранность в этом ее порыве. Вспомнилась ей чуть смущенная служанка, встреченная на лестнице. И вытащив полюбоваться платье из сундука, Линде явно пришлось обойти кровать, чтоб положить перед входом.
— Я думала найти тебя в деревне, — Сэлли решила подстегнуть спектакль, желая услышать все новости в каком угодно изложении, лишь бы поскорее.
— Сэлли, дорогая, — повторилась Линда. Волнуется, змея. Девушка заранее чувствовала к ней неприязнь, но смело улыбалась, надеясь, что Линда примет отразившиеся на ее лице чувства за те, какие та сама хотела вызвать.