Чтобы сами сожгли, непохоже. Ни следов органики, ни горючих жидкостей, ни химии какой. Температура должна быть запредельная. У тел ожоги всех открытых поверхностей третьей степени, одежда обуглена. Задохнулись от нехватки кислорода. При приоткрытых окнах. Легкие и трахеи заметно обожжены.
— Кожа на лицах сморщена, губы полопались, глаза открыты и как бы выкипели, словно смотрели на этот огонь, не могли отвернуться? — спросил полузверь, и Данила подивил его совершенно серьезный тон.
— Да.
— А на северном луче пентаграммы знак, похожий на раздавленную бабочку?
— Точно так, — Вадим вытащил телефон и открыл фото. Показал сэкка. Данил услышал легкий скрежет, и не сразу понял — то когти царапают дерево пола.
— Падаль сжечь, дело закрыть, пентаграмму засыпать известью, да и дом лучше снести, — быстро сказал сэкка, добавил: — все, мне пора.
И пропал.
— Вот те на, — Ольгер развел руками, — впервые такое.
Данил вспоминал, видел ли сэкка испуганными. Нет, даже Следопытка в плену тосковала и ненавидела, но не сказал бы боялась. А теперь в баритоне мелькнул страх.
— Ясно. Минус один шанс, — сказал Вадим. — То есть ни черта не ясно, конечно. Слушайте, но ведь вы можете допросить трупы? Вашим колдунством? Они сейчас в морге горбольницы, на Крымской. Завтра я бы вас отвез. И просите, черт-ма, что хотите, хоть телескоп.
— Такое дело, если мы их оживим ненадолго, потом от тел почти ничего не останется.
— А и хрен ли. Дело засекречено, числятся пропавшими без вести, экспертизу прошли, все одно сжигать. Поедете? Ну ваш же край, помогите мне, питерскому губошлепу, как людей прошу?
Он не шутил.
— Как людей не надо, — сказал Ольгер, — как покойники поедем, пожалуй. Дани, ты ведь с нами?
Данил кивнул и залпом допил густое, ставшее горчить вино.
Глава 30. И в огне почти не горим
Утром Данилу позвонил отец.
Кажется, что такого, если в обычной жизни. Мешает иногда. Данил вспомнил, как юным байкером сбрасывал родительские звонки. Первый мотоцикл, ушатанная Хонда, с первого взрослого заработка… а устроил в ту контору его папа.
О да, потом, когда родители умирают, люди раскаиваются и страдают. Это порядочно и благородно, страдать и винить себя за несказанное, неуслышанное, не-не-не.
Что делать, когда умираешь ты, вот ведь вопрос.
А на слова «вот я помру, как-то ты будешь?» внучка ответила бабушке «вот тогда я покручу твою швейную машинку!»
Главное, отец поверил. Он всегда был куда прагматичнее мамы, Данил не помнил, чтобы отец молился, ходил в церковь или что-то вроде, и всегда считал того атеистом. Впрочем, они как-то не беседовали на мистические темы, мама, та еще пыталась привить сыну следы духовности. Недолго, правда.
Но уж точно Данилу в голову не приходило молиться Сатане за свое превращение. Он вообще сомневался в существовании Князя мира сего. Очень уж образ хоть Демона, хоть Воланда, а хоть бы Мефистофеля не вязался с совращением на матерные частушки пенсионерки восьмидесяти семи лет из поселка Хреновка, Ростовской области. Дашка вот никаких черных месс не служила, и голой на шабашах не отплясывала. Хотя, конечно, в черные королевы ради него — пошла бы. А он ради нее тем паче.
Говорили недолго, но звучал отец бодро, в обморок не рухнул и рыдать не стал. Поспрашивал — как оно Данилу теперь, вполне законный интерес, Данил постарался ответить успокоительно, не особо углубляясь. И еще раз попросил молчать со всеми кроме мамы — отец обещал, в нем Данил не сомневался. Похоже, папа увидел научное, а не мистическое чудо. Да и ладно бы.
Потом позвонил Аренк. Не тюленился, четко и полно расписал вчерашние подвиги.
Заревого страховали, чему Данил не удивился, и тем паче не рассердился. Мужчина и женщина, в белом «Солярисе»-седане прежнего поколения. Идеальный вариант, скучнее машину найти трудно, вдобавок такси в Анапе белые, примагнитил на крышу «гребешок» и пользуйся автобусными полосами, внимания не обратит никто.
Номера краснокожий следопыт записал, но Данил не сомневался — без толку, поддельные. Фото парочки сделал тоже, качество за тонированными стеклами вышло такое себе, но Данил запомнил немного горбоносый профиль женщины, ее светлые прямые волосы и тяжелый подбородок нестарого мужика. Парик? Надо будет Даше показать, вдруг видела уже.
— Тебя не засекли?
— Обижаешь, бледнолицый брат мой, я тень, мотылек, облачко.
— Ты тучка, а вовсе не медведь, я понял. Медведю звонил?