Тела лежали на каталках, под синими пластиковыми покрывалами. Словно конвой вокруг стола. Живые мертвецы остановились у двери, не подходя ближе.
— Мы их подготовили, — сказал Заревой, поднимая покров с ближайшего. Неприглядное зрелище. В черном балахоне с намалеванными красными знаками, обугленные остатки лица под капюшоном, ямы выжженных глазниц, зубы, торчащие из бурых остатков губ.
От тела тянуло жареным мясом. В остром формалиновом соусе.
Руки и ноги притянуты к каталке широкими брезентовыми ремнями. На ногах тяжелые кожаные гриндерсы на квадратных каблуках. Фигура как-то топорщилась на груди… Женщина?
— Надежно, — заключил Ольгер, — с тетки и начнем. Но нужен индивидуальный подход. Остальных пока увези.
— Пара минут, — ответил чекист, — присутствовать можно?
— Только тебе. Если не обмочишься, — хмыкнул варвар.
— Предков не опозорю, не жди. Им некромантия была плевое дело. Упокоивали упырей пачками. Простите, я не о присутствующих.
— Дак мы ничего, — сказал Данил, — мы в общем привыкли. Упырь упырю кровь не высосет.
Чекист лично выкатил два тела в странную дверь с окном. Вернулся, потирая перчатку перчаткой, словно счищал что. Сказал:
— У нее руки исколоты. Вряд ли героин, не те доходы, синтетика какая, типа приснопамятного крокодила. Шваль.
— А ты герцогиню ждал? — и Ольгер достал из кармана небольшой, тщательно завернутый в черную бархатную тряпицу предмет. Простер руку над солнечным сплетением трупа.
На сей раз никаких ассоциаций с мертвыми царевнами у Данила не было. Ткани восстановились быстрее, может, свежесть трупа имела значение, и они увидели белое, не слишком правильное и вовсе не породистое лицо женщины лет тридцати на вид. На глаза ей лезли крашеные в сиреневый какой-то оттенок волосы.
Ольгер сказал:
— Давай, красавица, проснись, и взоры открывай.
Она шевельнулась, открыла черно-красноватые глаза, мутные, может, не совсем регенерировавшие. Потом раскрыла рот с неровными желтыми зубами. Кожа выглядела не мрамором, синюшно-известковой, от вредных привычек, быть может.
— Ты хто? Вы кто вообще? Она… — на лице отразился страх, — она сгорела?
— Смотря кто из вас, — ответил викинг, — что вы делали вчера вечером? Не пробуй врать, мы и так знаем.
И, не заботясь о логике, рявкнул:
— Как звать?
— Настя…
— Кличка есть?
— Ге…Геката! — получилось «Гекаха», подавилась слогом баба.
— Кто остальные? (Данил восхитился, Оле явно прошел недурную практику, в инквизиции, а то и в приказе тайных дел).
— Сет и Азатот (горе вам, мистер Говард Эф, а может, ему бы и польстило). Я имен не знаю. Сет ее привел! Она сама с ним скорешилась. На башку больная!
— Давай сначала. Вот вы собрались в доме.
— Нас Сет собрал. Сказал, есть такое дело, что зашибись. Его нашла какая-то девка, хотела не просто себя кончить, а в жертву Сатане. Он ее привел. Худая, черная такая, не чучмечка, просто чернявая. Молодая. Он ее даже не успел ножом ударить! Как полыхнуло… глаза…
Лже-Геката остановилась, как-то по-куриному задергала головой.
— Вот же чертово семя… — Заревой сплюнул прямо на пол.
Баба на глазах оседала, сдувалась, словно и правда была — снежной. На вваливающихся чернеющих щеках прорвались дыры, открывая оскал. Глаза, так и не ставшие ясными, провалились в череп. Еще несколько секунд — и тело не взорвалось зловонной бурой жижей, а будто осыпалось хлопьями горелого пергамента, сначала плоть, потом и почерневшие кости. Осталась тающая груда в грязном шутовском балахоне. Пропала и она, рассыпалась вовсе уж в мелкий прах, потекший с каталки на пол.
Ольгер отряхивал джинсы на коленях:
— Кой тролль творится?!
— Погодите, — сказал Заревой, — вы разве не этого ждали?
— Нет, конечно, — викинг растер «пепел» ботинком, оставив жирный черный след. — Пока мы здесь, она должна была походить на нас, когда уйдем — стать лужей грязи. Но не такое дерьмо. И не так быстро.
Данил промолчал, не понимая совсем ничего.
— Соберите мне немного в нормальный контейнер, — попросил Ольгер, я хоть у себя погляжу. Тех двоих…
— Продолжаем. Даже если кончится тем же, — Вадим пожал плечами, — терять нам все равно нечего.
— Вы хоть пишете все? — спросил Данил.
— Само собой, — он не стал отпираться. И правильно, кто поверит.
Второй, низкорослый и плечистый, Данил не стал вглядываться в изуродованное лицо. Все прошло столь же быстро и знакомо.
Теперь черноволосый, коротко стриженный качок с перебитым носом, захлопал веками и заворочался.