Даша повисла на шее, прижимаясь к прохладной, родной груди, плевать на жесткий патронташ. Ей не хотелось ни говорить, ни слушать. Данил обнимал ее, осторожно гладя по голове, как когда-то в другом мире, на Васильевском острове. Он уже оценил и следы побоища, и зеленую лужу под Дашиным «Миником». Кивнул подчеркнуто сидящим поодаль сэкка, губами произнес «спасибо». Бродяга скорчил потешную гримасу.
— Дань, там Эля в машине. Ее ранили, в живот. Можешь помочь? — Даше казалось, все позади, теперь-то Данил рядом, он справится, как иначе.
Данил осторожно разомкнул объятия. Нагнулся к открытой водительской двери, прислушался, отступил на шаг.
— Даш, проверь ей пульс. Пожалуйста.
Даша стала на сиденье коленями, протянула руку к шее подруги. И поймала взгляд ее приоткрытых глаз, очень спокойных. Пульса не было. Даша надавила пальцами в поисках, путаясь в роскошных темных локонах. Холодная гладкая кожа.
— Дань, я не чую. Ей совсем плохо.
— Она умерла, Даш.
— Как умерла?
Даша ревела, повиснув в руках Данила, грязно ругалась сквозь слезы, он ждал, бесконечно терпеливый. Наконец она немного пришла в разум, вытерла зареванные щеки и сказала:
— Аре ее вернет. Я его знаю, он вернет, сам расшибется. Она вернется, как ты. Как Сайха. Я запру машину, раз этот гроб выдержал такое, дождется. От ребят у тебя никаких вестей?
— Никаких. Где-то воюют сами по себе.
— Бродяга отправил дочку их разыскать. Я… куда мы сейчас?
— Я тебя отвезу на твою квартиру. Запрешься, пока это дерьмо не кончится.
— А ты? — она поняла, — То есть ты… ага, решил стать героем? Я ради этого душу вынимала, тебя вытаскивая? Так ты обо мне подумал?
— Думал. Все время думаю. Может быть, ради этого, вот именно. Даш, мы же всё понимаем. Может, ещё обойдется.
— Может, — Даша кивнула, — только если ты оставишь меня, я найду любую машину и рвану за тобой. На Лысую гору. Куда угодно. Только одну меня наверняка сожрут.
— Маньячка некрофилка, — не сразу ответил Данил. — Наденешь мой шлем, без разговоров.
Следопытка беззвучно явилась рядом, Даша подумала, и как она могла когда-то считать зверолюдов уродливыми?
— Мы за вами присмотрим, — сказала сэкка, — до выезда из города. Но дальше, уж простите, вы сами.
— Спасибо, — сказала Даша, у нее щипало глаза, приходилось часто моргать, — я понимаю. Что остальные?
— Когда Тучка их найдет, вернется. Пока на вернулась.
Дробовик Данил положил перед собой на руль, Даше немного мешала цепляться за талию кобура у него на боку, но ничего. Она совсем перестала вздрагивать при виде тел и разбитых окровавленных машин.
Покидая город, оглянулась сквозь забрало шлема. Плохая примета, если позади ад, но как иначе.
На плоской крыше бензозаправки, на голубом небе, возник силуэт Бродяги, поднял лапу, совсем как зверь на старом гербе, помахал вслед. И стоял, пока они выбирались на загородную дорогу, идущую местами у самого обрыва. Туда летом катали туристов полузаконные джип-туры, пугали до визга. Но высоты Даша не боялась. За себя она вообще сейчас не боялась.
Голубое ясное небо, солнечно, синие воды по правую руку, далеко внизу, под стеной желтоватого обрыва. Отсюда летали парапланеристы, Даша когда-то делала о них сюжет, предлагали прокатить тандемом, но она не решилась. Дурища.
Дорога извивалась, все выше, к Ласточкиным гнездам, дырчатым, как головки сыра, украшениям из песчаника вокруг смотровой площадки, и дальше, на Лысую гору. Там за колючей проволокой обшаривали небо радары ПВО, там ждали целей зенитные ракеты, но в глаза бросалось самое заметное строение: большая, с трехэтажный дом, мелко граненая грязно-белая полусфера, колпак старой антенны, еще советских времен.
Они добрались почти до половины пути, когда Данил, с его нелюдски острым зрением, плавно затормозил и поставил ноги на землю. Даша завертела шлемом, наконец содрала его, великоватый и жаркий, откинула растрепанные волосы с глаз. И тоже увидела.
От распадка, подобия каменных ворот на горе, вниз по дороге текла темная масса. Пока еще далеко. Пока еще безопасно.
Медведей или львов они не заметили, наверное, тех не нашлось под городом так уже много. Но ящеры с человека и поболе, двуногие и четверолапые, какие-то волкоподобные в желтоватой шерсти, зверье разных времен, в невозможном братстве. Даше показалось, она видит и несколько человечьих фигур, даже с предметами вроде палок, но из какого прошлого мрака, не различить. А потом из ложбины выдвинулся рыжеватый холм, стал выше и выше, показались белые изогнутые бивни полукольцами. Царь царей во славе когда-то, мамонт, топал ножищами над обрывами, и твари помельче расступались, даже мертвые.