Баальшими буквами. Глаза прячет, выдрала бы.
Оделся и ушел с ней. Просто ушел, мне не сказал ничего. Ни слова. И так ясно. Она «счастливо» бросила. Спасибо, законная, сцену мне устраивать не стала, век не забуду.
Пауза
Я не знаю, не знаю. Я на балкон вышла, вспомнила, курить же нечего, бросила. Седьмой этаж. Внизу город, окошки, там люди уже отметили, жрут, допивают, трахаются. Луна в небе белая висит, круглая. Где-то салют захлопал. Собак опять напугает, будут потом искать. И всем на меня плевать.
У меня никаких мыслей не осталось, только не думать не ощущать ничего.
Нагнулась над перилами, так все просто. А потом подумала, как после приду в универ, а этот гад меня не узнавать будет в лицо. Ни колечка, ни свадьбы, не заслужила. Свое отработала и гуляй, побл…шка. Такая обида и боль навалились, и всего одно движение и все…
Ветер за шею обнял, холодный-холодный. Пустота. Одно движение.
Не помню дальше. Падения, удара, ничего.
Открываю глаза, как песком забитые, но боли в теле нет, только жжение в груди. Надо мной стоит на коленях Рамка, в черном своем пальто расстегнутом. И прижимает мне что-то к шее. Не холодно, только луна почему-то как сквозь кровь светит, красная она.
Я сказать что-то хочу, сиплю, а он «лежи не шевелясь, руку и шею я тебе вправил, все будет хорошо, все хорошо» а у самого лицо как раньше луна белое.
01.
Рамиль эту штуку тогда чудом добыл. Какой-то кулон, я не знаю. В прошлом году правда недалеко от елки школьницу убили, младшеклассницу. Чуть не в новогоднюю ночь.
А тот кто убил недели через две там напал на Рамиля, он из гостей возвращался.
Как выглядел, Рамка не запомнил толком, вроде в куртке, волосатый и вонял мерзко. Догнал и кинулся. И задавил бы, будь кто послабее, ненормальный же совсем. Но Рамиль помнил про девчонку, врезал, сорвал с него эту штуку, на шнурке с шеи. И отпихнул подальше.
Говорит, тот как взорвался, гноем растекся, одежда одна осталась.
Рамка подвеску с собой унес. Потом уже понял, она мертвых оживляет. Только они дичают. Травленая крыса посидела у него в коробке, вроде ничего, через пару дней на него же кинулась.
Он под моими окнами ошивался, думал, может, я с друзьями выйду потом, после курантов. Вышла… вылетела. Бомбой.
…
Далее под датами — пустые удаленные записи. Последняя без даты. Голос срывается.
Что мы творим!
Рамка, мы уроды, это я виновата. Ты ведь меня простил? Я знаю, простил, я не соображаю ничего когда зверею. Я не хотела так на тебя. Никогда.
Рамиль, спаси меня.
— Ох, не зря он дал нам дневничок прочитать. Ты не испугалась? Я вот испугался. — Профиль Данила в лунном свете казался античной статуей. Пока не открывал глаз.
— Опоздал. А мне тогда было плевать, — Даша вытянула ноги и зашевелила пальцами. — Этот отгрызла акула, этот пошел на кладбище…
— Не прикалывает. Если еще когда-нибудь..
— Я поняла. Надо было положить под руку топор.
— Без толку топор. Надо было держаться за пускач бензопилы. А лучше держать работающую. Кстати, викинг просил нас завтра вечером зайти к нему в бар. Обоих.
— А, вот и познакомишь! — она принялась вить гнездо из одеяла и подушек — и да, надо сходить на мужской стриптиз. Тебя не зову.
— Чегоо?
— Твоего индуса. Раз такое дамовизжательное зрелище, как ты описал. О, ревнуешь? Отелло рассвирепелло?
— К покойнику до нашей эры? Еще чего, растащило. Я хотя бы свежевырытый.
Глава 13. О мертвых маленьких зверушках
На юге в конце сентября небо дышит осенью нежно, застенчиво, время проливных зимних дождей еще не пришло. И люди одеваются по-летнему… но достают с антресолей куртки и дождевики.
«Пещера Лихтвейса» — и откуда такое название пришло в Дашину голову она не помнила. Вроде бы из детства что-то…какие-то приключения. Сыщик и графиня. То ли ее разбойники в пещеру утащили… Но пещера знатная, не просто вульгарный курортный кабак. Викинг для себя делал, для души. И средств вложено неслабо.
А уж когда внутри она увидела корабль, так просто пискнула от восхищения. Данил улыбнулся ее впечатлению, обнял за плечи и подвел к стойке.
— Годдаг, фрекен Дария! — сказал викинг, ставя бокал и пару кружек, и наливая даме белого мозельского, а им с Данилом карлсберга. Хорька он шлепнул по лбу, чтоб не лез к посуде любопытной мордой. На сей раз Ольгер поверх джинсы надел замшевую кремовую безрукавку с готландской вышивкой, не иначе, ради дамы.