Восхищение Даши перед драккаром ему понравилось, старый кормщик даже рассказал, как ходили на абордажи. Кое в чем подробно. Только зря форсил, Даша, сама не из тепличных розанов, слушала охотно.
— И тут, на корме, тебя в последний раз усадили?
— Ага. Рассказал? — Данил пожал плечами, прихлебывая. Не контрабандное ли пиво, очень уж хорошо сварено.
— Ясно растрепал… — Оле не обиделся, допил и поднялся. — Тогда тем более кое-что покажу.
Он открыл герметичную дверь за стойкой.
— Добро пожаловать, вход через кухню.
Даша подумала, что правильно в джинсы влезла, не хватало еще подолом цепляться.
На кухне, современной и дорогой, Оле нажал несколько разноцветных кнопок у плиты, часть стены сдвинулась в глубину. Лестница вниз. Обычная, никаких сырых каменных ступеней, резиновые накладки и мягко светящий плафон на потолке коридорчика. Еще дверь, тоже стальная, герметичная, с кодовым замком.
— Однако катакомбы, — сказал Данил, — ты там бывших жен складируешь?
— Если бы, — Оле открыл, и они вступили в просторную… лабораторию. Бежевые стены, панели дневного сета и система пожаротушения в потолке. Шкафы и какие-то аппараты у стен, бестеневые дампы на гибких подвесах, Даша узнала явно недешевый электронный микроскоп, с надписью «Левенгук», и, пожалуй, все. Ее научных познаний на большее не хватало.
Викинг щелкнул выключателем — у дальней стены отъехала шторка и открыла большой, метр на полтора, аквариум на невысоких ножках, на лабораторном столе.
Что-то там творилось, внутри, под лунно-белой подсветкой, и Даша не уверена была, хочет ли узнать. Но подошла, конечно.
И ощутила тошноту.
В аквариуме исполняли данс-макабр. Среди песочка, камней и веток крутилась карусель смерти.
Почти голые, покрытые ранами и язвами твари, похожие на крыс и голых землекопов одновременно, грызли и рвали друг друга. Длинные желтые резцы оставляли ужасающие раны, но крови не было. Раны обращались в шрамы, за секунды закрывались, чтобы снова стать ранами. Одной из тварей почти перегрызли шею — но она продолжала дергаться и пучить темно-красные глаза, разевая пасть со сломанными… обломки выпали, на их место из верхней челюсти полезли новые резцы. Хорошо еще, запечатанный аквариум не пускал наружу отвратительные звуки битвы.
Даша поняла.
— Это тот? Плохой амулет? Вот в это они превратились?
— Бедные морские свинки. Он самый. Видишь, как стараются держаться ближе к середине самые сильные. Он там, под дном.
— И они так… навечно?
— Ага, прямо как люди, да? Я снова не смог его исправить. Не впервые. Боли они, общем, не чувствуют, не думай. Ампутированные лапы отрастут. Голова… оторванная отращивает новое тело, а тело — голову. Правда, долго и уродливо.
— Оле, прошу, прекрати! Пожалуйста!
Ольгер подошел и сунул руку под аквариум. Достал кусочек непонятного металла и бросил куда-то в угол, попав точно в белую кювету.
В аквариуме словно взорвалась грязевая бомба. Стенки забрызгало бурой жижей, и не осталось никого.
— Все без толку, зря только мучал эту мелочь, самому противно, — сказал бывший берсерк.
— А если бы смог исправить? Или если найдешь хороший? — Даша постаралась не смотреть на знакомые пятна на стеклах. — Будешь искать ее? То есть…
— Я понимаю. Буду. Наш бабник-плясун думает, я ненормальный. Наверное так. — Ольгер пожал плечами. Хорек устроился у него на шее как дорогой воротник, с виду дремал… охраняет, подумал Данил.
— Да кто из вас вообще нормальный?! — ответила Даша, — ты побольше его слушай, у него вместо сердца железяка!
Задумалась — Данил знал это ее выражение лица.
— Почтенный Бьернссон, — сказала она вкрадчиво, — ты ведь погиб не доходя до ад… адел…
— Альдейгьюборг. Ваша Старая Ладога.
— Ага. И данькину игрушку рядом нашли. А если там что-то вроде склада?
— Летающая тарелка навернулась с амулетами, сбили из луков при Рюрике. — сказал Данил. — Нет, я чисто теоретически. И что, перекопать все окрестности? Незаметно так?
— Погоди, — Дашу сбить было не так легко, — погодите. Ох, давайте пойдем наверх, подальше. Выпить найдется?
— И закусить, даже хамон вчера достал, — сказал Ольгер, — Дани, я надеюсь, она не склонна к алкоголизму? Говорят, женский вообще неизлечим. Она-то жива, не забывай. Это нам уже все равно.