Чернорог был в ванной, оттуда непрерывным рокотом доносился его возмущенный голос.
— Сначала помыть лестницу, потом пропылесосить, потом помыть туалет, потом это, потом то… Можно подумать, что я, черт меня побери, помер и попал в Ад! Но нет, я всего лишь женат. Состою в браке. Так оно и есть. Забракован!
Сатина предложила незаметно прошмыгнуть наверх. Филипп не возражал.
Во второй половине ночи, когда они в пятый раз оказались у домика Драной Бороды, в окнах горел свет.
— Он вернулся! — воскликнул Филипп, и оба бросились к воротам.
Записки на двери не было, и Филипп с таким усердием принялся колотить дверным молотком, что медная голова истошно завыла и слезы рекой потекли по ее щекам.
— Драная Борода! Драная Борода, это мы! Открывай!
— Хватит, хватит! Пожалуйста, прекратите! — умолял дверной молоток. — Хозяина нет дома, так какой смысл барабанить? Ох, мой лоб, мой бедный несчастный лоб!
— Как это, нет дома? — спросил Филипп. — А где он?
— Я не знаю. Но добрый господин Драная Борода нынче всю ночь не показывается дома. Он ушел вскоре после того, как попрощался с вами.
— А кто тогда в его доме? Там ведь горит свет?
Понтий Пилат, когда-то отправивший на крест Иисуса Христа, а теперь превращенный в медную бляшку у входа в Преисподнюю, посмотрел по сторонам, словно боялся, что кто-то может подслушать. Затем снова взглянул на Филиппа: казалось, молоток наклонился к самому его уху.
— В доме она, — шепнул он дрожащим голосом, и Филипп заметил, как его глаза наполнились страхом.
— Кто?
Капелька пота стекла по потрескавшемуся лбу, и шепот стал еще тише, как выдох: — Ее язык… как кнут! Тише, она идет сюда. Берегитесь!
За дверью послышались шаги, Филипп и Сатина испуганно отскочили. Дверь распахнулась, и на пороге показалась…
— Равина? — воскликнул Филипп, в изумлении вытаращив глаза на кухарку. Без своего фартука она выглядела совсем непривычно. И без своей кухни. — Что ты здесь делаешь?
— Проходите, — коротко пригласила она. Голос показался Филиппу странным, сначала он не мог понять почему. А потом догадался — Равина, вероятно, плакала. Ее глаза были красными. Смущение улеглось, и ему стало очевидно то, что давно следовало понять: тайной подругой Драной Бороды была Равина!
— Малыш говорил, что вы обязательно зайдете, — сказала она, закрывая за собой дверь.
— Малыш? — повторил Филипп. Неужели Равина так называла его? Этого жуткого громилу? Он чуть не рассмеялся. А потом заглянул в грустные глаза кухарки, и смех прошел сам собой.
— Хотите чаю? — предложила Равина.
Они отказались.
— Чего-нибудь другого? Фруктов? Хлеба? Немножко…
— Равина, не беспокойся о нас, — перебил ее Филипп. — Расскажи, что случилось.
— Я пыталась отговорить его, но он был непреклонен, — тяжело вздохнула кухарка.
Они прошли в гостиную, где на полу стояли картонные коробки. Закрытые и открытые, наполовину забитые вещами Драной Бороды. Многочисленные Книги Смерти остались на полках, так же как и бюсты прежних привратников, но все мелочи и украшения были упакованы, картины сняты со стен.
«Никакими правдами и неправдами вы меня не отговорите», — сказал он. Он просто сделал то, что должен был сделать сто пятьдесят лет тому назад.
Сатина кивнула в сторону бюста Ядовитого Рога.
— Значит, ты знаешь!
— Да. Перед тем как отправиться к Люциферу, он рассказал мне все. Но почему вдруг понадобилось идти с повинной прямо сейчас, он не признался.
Филипп и Сатина переглянулись, но оба промолчали.
— Я пыталась объяснить ему, что это всего-навсего прошлое, он был молод и наивен и не ведал, что творит. А он приободрял меня, говорил, что Люцифер наверняка воспримет все так же. Простодушный дурак!
Она шмыгнула носом и взяла в руки подушечку с сердцем, которую сама вышила ему в подарок. Равина ласково погладила ее и уложила в коробку.
— Значит… значит, он не вернется? — спросил Филипп, в горле у него пересохло.
Кухарка смахнула со щеки слезу.
— Меня попросили собрать его вещи. Ворчливый Коготь временно займет место привратника.
— Почему не Ядовитый Рог? — хотела узнать Сатина. — Разве должность не вернется к нему?
Равина покачала головой:
— Дело старое — сто пятьдесят лет. Ядовитый Рог давно уже на пенсии. Он целый век живет в Доме престарелых.
— Что же будет с Драной Бородой?
Голос Филиппа от отчаяния сорвался на крик. Он не мог больше выносить неведения.