Она застыла возле кровати, растрепанная, напуганная. В номере стоял тяжелый запах рвоты. Прикрыв руками полуобнаженную грудь — гардероб Эн подвергся таким же печальным метаморфозам, как и одежда Ника — девушка жалобно всхлипнула.
— Живая! — выдохнул тренер.
— Телефон не работает, — тихо ответила Эн, продолжая всхлипывать. — Мне переодеться надо. Ты это… выйди, а?
— Переодеться… — пробормотал Ник и сполз спиной по пыльной стене на пол.
Одежда, лежавшая в сумке Эн и чемодане Ника, сохранилась гораздо лучше той, что была на них надета. Но все остальное — мыльно-пузырные принадлежности, кое-какие продукты — пришли в негодность. Зубная паста окаменела в тюбиках, шампунь сгустился в странную желеобразную массу, одеколон Ника испарился, сыр и печенье изгрызли то ли мыши, то ли тараканы. Пластиковые обложки тетрадей с тренерскими почеркушками Проскурина склеились, высохли и покоробились, а все записи, сделанные гелевой ручкой, сильно вылиняли и еле читались.
— У меня застежка лифчика сломалась, — пожаловалась Эн. — И пуговицы на кофточке растрескались.
— Ты на ботинки мои посмотри. — Ник мрачно пихнул ногой на середину комнаты скрюченный, серый от пыли башмак. — Ссохся весь. Не то, что ногу — палец не всунуть.
— Что с нами случилось? — в сотый, наверное, раз задала один и тот же вопрос Эн. — Ничего не включается… ни телефоны, ни часы. Тока нет. Водопровод не работает. Вода в бутылке протухла. Голова болит. Пыль кругом…
— Не знаю, — тоже в сотый раз ответил Ник. — Ты готова? Пойдем вниз, выйдем на улицу, посмотрим.
Эн подошла к окну, провела рукой по серому от грязи стеклу.
— Ничего не видно.
— Вот поэтому и надо выйти наружу. Ну, давай!
— Давай, — кивнула Эн.
…Что же случилось? Почему всё… испортилось?
Эти два вопроса стали риторическими, набили оскомину, их в разных вариациях в течение последующих дней и Ник, и сама Эн задавали себе столько раз, что давно уже сбились со счета.
Но вопросы требовали ответов.
Что случилось?
Почему все вещи вокруг так сильно состарились, пришли в негодность, истлели, сгнили?
Ответов не было. Были наблюдения и находки. Жуткие, невозможные находки.
Первая состоялась сразу после того, как они выбрались из пустой гостиницы. Улица, некогда оживленная, полная машин и людей, встретила их тишиной — лишь легкий волжский ветерок шелестел листвой деревьев да где-то в отдалении перекликались тонкими голосами птицы.
Прямо напротив входа в гостиницу поперек проезжей части застыл трамвай, врезавшийся в грузовик. Краска на вагоне облупилась, крыша проржавела. Ник обратил внимание на оборванные провода, лежащие сверху. Кабина трамвая смялась, стекла вылетели. С гостиничного крыльца хорошо просматривался салон.
И люди. Вернее, то, что от них осталось. Кости, черепа, истлевшая одежда.
Трамвай мертвецов.
— А почему мы… живые? — спросила Эн и прижалась к Нику.
Девушку трясло, отчетливо было слышно, как у нее постукивают зубы.
— Не знаю…
— П-пойдем отсюда. С-скорее!
И они пошли, озираясь и с каждым шагом пугаясь все больше и больше.
Город умер. Асфальт на тротуарах и проезжей части там и сям был взломан деревьями и кустами. У поворота на Вокзальную площадь, прямо посреди перекрестка, шелестел на ветру выводок молодых березок. Вдоль ржавых рельсов росла трава. Не жалкий городской ежик, а высокий, сочный бурьян. Там, где раньше были газоны, глухой стеной встала густая крапива. Ее заросли тянулись вдоль всей улицы Саид-Галеева. Остовы изуродованных машин утопали в этих джунглях, некоторые застыли посредине дороги — водители почему-то не удосужились припарковать их согласно правилам.
Ник и Эн сунулись было к одной, некогда вишневой, а теперь густо-ржавой «Вольво» — и тут же отпрянули, встретившись взглядом с пустыми глазницами дочиста выбеленного черепа водителя.
— Я сейчас закричу, — прошептала девушка.
— Я тоже, — так же тихо ответил ей Ник. — Давай на раз-два-три…
Что они собирались кричать, зачем, с какой целью? Может быть, просто для того, чтобы нарушить жуткую тишину вокруг? Или позвать на помощь? Подумать об этом Ник не успел.
Позади зашелестела трава, послышались шаги, и раздался незнакомый голос:
— Э, братан!
Глава вторая
Он представился Халом. Обычный парень лет восемнадцати, несколько развязанный и явно не отягощенный избыточным интеллектом. Среднего роста, коротко остриженный, с правильными чертами лица, чуть смугловатой кожей, быстрыми черными глазами.