— «Атта».
— Ну и что этот атта? Много трески привез?
— На бассейн Ярополку хватило, — парировал Сигизмунд.
— У нас вода в бассейне ХЛО–РОВАННАЯ. От нее в глазах кусается, — поведал Ярополк.
Возле «Лесной» попали в пробку. На время бывшие супруги обрели общий язык и дружно принялись бранить городские власти. Дороги дрянь, всюду пробки, город не справляется, ГАИшники только штрафовать умеют и так далее.
— Ужасно, — сказала Наталья. — Меня один ЗНАКОМЫЙ недавно подвозил. Ехали по Желябова. Будто по выселкам каким–то. Из ямы в яму. Еле выбрались. Поверь, мне просто его «ТОЙОТУ» жалко было… Лучше бы я пешком дошла, честное слово.
Хорошо зная привычки бывшей супруги, Сигизмунд никак не отреагировал ни на ЗНАКОМОГО, ни на «ТОЙОТУ».
— Да уж, — поддакнул он, — на «японках» да по нашим дорогам…
Наталья помолчала. Потом вернулась к скандинавской теме.
— Теперь что, к ним поедешь?
Они, наконец, выбрались из пробки. Как будто дышать стало легче.
— Смотаюсь, — небрежно бросил Сигизмунд. — Поучаствую в лофтензеендском лове трески. А то ты меня и за мужчину–то не считаешь.
— Смотри, за борт не свались… А чего эта истеричка так разорялась, когда я пришла?
Сигизмунд фальшиво хохотнул:
— Да тут дело вышло… Одна, в чужой стране, по–нашему не понимает. Сюда с дядей приехала, а дальше дяде надо было срочно возвращаться… У них, понимаешь, два сейнера, на одном дядя ее ходит. На втором — папаня. С этим вторым сейнером, он у них «Валькирия» называется, какие–то неприятности случились. В общем, папашка ее на два дня задержался… А эта здесь бесится, боится… Думаешь, мне легко было два дня по разговорнику жить? «Где здесь сортир, плииз?»
Наталья вдруг фыркнула:
— Представляешь, я прихожу забрать спортивный костюм, а тут вылазит какая–то белобрысая растрепа и давай вопить. На каком–то китовом диалекте… Бедная девочка, одна в чужой стране, среди наших–то бизнесменов, они же даже руки даме подать не могут толком, сморкаются пальцами — аристократия духа, новые русские, гарварды закончили, «фрак и престижный офис напрокат»… А ты с ней уже?..
— Ты норвежцев не знаешь. У меня с ее отцом серьезный бизнес. Может, это мой последний шанс выплыть.
— В этом… как его… остзеендском лове селедки, — беззлобно съязвила Наталья. — А она что, девственница?
— Мне почем знать? Я ее, извини, не проверял.
— Точно девственница. У нее на морде написано. Вот такими буквами. Так орать только девственницы умеют. От нерастраченной любви.
— Любовь — это неприличный голый секс, — высказался Ярополк.
Сигизимунд подавился хохотом, а Наталья онемела. Сигизмунд спросил:
— Это ты его научила?
— Меня жизнь научила, — с важным видом отозвался Ярополк.
— Отвратительный сад, — сказала Наталья, наклоняясь вперед, к Сигизмунду. — Воспиталка, по–моему, попивает. И контингент ужасный. Слова всякие неприличные…
— Меня тоже невинности в шесть лет лишили, — сказал Сигизмунд. — На даче, в Лужском районе. Старшие ребята собрали нас в сарае и обучили мату.
— С тех пор ты недалеко продвинулся, — заметила Наталья. — Сигизмунд, я хочу Ярика в другой садик перевести. В частный.
— Почем?
— Там английский для детей, знаешь, через игровую деятельность и всякие поделки… И ритмика с хорошим специалистом для пластического развития.
— Почем, я спрашиваю?
— Триста сорок.
— Наталья. Давай–ка лучше пользоваться социальными благами… Ты у нас мать–одиночка со льготами…
— Я — мать–одиночка?! Да ты знаешь, что если бы мы в свое время не расписались, то я платила бы половину за детский садик, а так с меня дерут по полной стоимости…
— Почему? — поразился Сигизмунд.
— По кочану! Ребенок рожден в законном браке — и все! Если бы мы не развелись, а просто ты бы гробанулся где–нибудь, я бы ни гроша льгот от этого государства не видела. Не надо было нам расписываться… Все из–за тебя. Заладил, как красна девица: «Всђ только после свадьбы». Вот и получили по полной схеме… после свадьбы…
— И что из всего этого следует?
— На сейнере за поручни держись покрепче. И пиво с тестюшкой попивай только на берегу.
— Он мне не тестюшка. У него дочка через месяц замуж выходит.
Наталья одарила Сигизмунда пронзительным взором через зеркальце.
— Да?
Сигизмунд видел, что она не верит ни единому слову.
— Да, — твердо кивнул он. — Они мне фотографию показывали.
— И как женишок?
— Рыжий, красномордый, ну — норвежец. Олав.