За полгода до начала войны в Чечне я предсказал поведение московской интеллигенции: «Беда нынешнего нашего государства в том, что оно стесняется запрещать (не дай бог какой-нибудь Леонид Никитинский или Александр Кабаков или Людмила Сараскина или Анатолий Стреляный заголосят, что запрет этот знаменует конец российской демократии)…» (Газета «Другое небо», N3, август 1994 года, стр.5).
Все указанные мною персоналии высказались по Чечне именно так, как я предсказывал. И, конечно, не только они. Вот заявление председателя партии «Демократический выбор России» Егора Гайдара от 11 декабря 1994 года: «Мы убеждены, что штурм Грозного не только аморален и незаконен, но и абсолютно бессмысленен. Последствием штурма будет волна насилия, которая захлестнет не только Северный Кавказ, но и всю Россию, приведет к установлению в стране режима полицейского государства. Это будет концом российской демократии» («Политический курьер партии «Демократический выбор России», N1, 1995г., стр. З6). Последние слова – дословное воспроизведение моего прогноза о реакции государственных демократов на попытку демократического государства обеспечить соблюдение демократических законов.
Кто только не отметился по Чечне: Окуджава, Евтушенко, Приставкин, Ахмадулина, Левитанский…
Необычным было единодушие прессы – и пишущей и глаголющей с экрана. Возбудились Сорокина, Шарапова, Караулов, Яков, Гритчин, Самолетов, Говорухин-младший (а старший быстренько залез в кусты), Никитинский, Сараскина, Якунин, Шейнис… И не только они: в парижской «Русской мысли» осуждали введение войск Гинзбург и русские эмигранты чуть ли не первой волны, на радио «Свобода» то же обсуждали (с непременным осуждением) Волчек, Ройтман, Тольц. По той же «Свободе» шли в прямом эфире интервью с Дудаевым, Удуговым, Масхадовым… На российском телевидении прошли заседания «Пресс-клуба» с приглашением Ковалева, Юшенкова, Якунина (все с осуждением ввода войск). На первом и втором каналах телевидения (в декабре-январе-феврале-марте) ежедневно на экране С.Ковалев – Е.Гайдар: С.Ковалев в бункере Дудаева, С.Ковалев обнимается на московском аэродроме с Е.Гайдаром, С.Ковалев называет людей, принявших решение о вводе федеральных войск в регион, поднявший вооруженный мятеж против всей остальной страны, мерзавцами, подлецами, преступниками.
Е.Боннер за границей призывает страны западной демократии объявить экономическую и политическую блокаду России, введшей войска против незаконной и мятежной армии Дудаева. С.Ковалев встречается с ведущими политиками Германии. С.Ковалев выступает в Европейском парламенте с призывом не принимать Россию в Совет Европы, пока она не сдастся мятежной Чечне. Министр иностранных дел Германии Кинкель делает выходящее за рамки правил европейской дипломатии заявление, осуждающее действия федерального правительства в Чечне.
Европейский парламент принимает решение не принимать пока нарушающую права человека в Чечне Россию в Совет Европы. Сотрудник института Востока Российской Академии Наук Арутюнов в нескольких выпусках «Вестей» научно разъясняет жителям России, какой чеченцы свободолюбивый и ценящий свою породненность с русскими народ…
Андрей Быстрицкий, публикуясь в газете «Сегодня» и управляя «круглыми столами» на российском телевидении, и там и там долбит одно и то же: «Ну, ей же Богу, зачем нам Чечня?»
Обозреватель «Известий» Леонид Млечин, он же ведущий еженедельной программы «Де-факто» на российском телевидении, уже после террористического акта в Буденновске, продолжает разъяснять правительству, что с террористами нельзя воевать – им надо сдаваться, и что он, Млечин, сомневается в том, что российские власти понимают это.
Чечня не только и даже не столько расколола общество, сколько проявила всю меру нестроения умов в нем.
Чечня выявила такую вещь: сегодня в России нет общества. При коммунизме общество было: плохое, преступное, жалкое, но – общество.
Сегодня общества нет, и это, сегодня, главная беда России. Такой беды, пожалуй, не было у нее со времен Игоревых.
Значит, наверное, не бесполезна задача создания общих, сначала для самостоятельно думающих людей, а потом и для всего общества, толкований гуляющих в обществе понятий и некоторых общих утверждений, связывающих эти понятия.
Сегодня задача не только в изменении взглядов людей, исповедующих коммунизм, но и в изменении представлений людей, считающих себя демократами.
Ноябрь 1995 года
Рассмотрим, как работают неформальные понятия общественного сознания на примере дискуссий о Чеченской войне.
1.Закон
На мой взгляд, ни у России, ни y Северного Кавказа нет понимания идеи закона и, соответственно, пафоса законности.
Русские мыслители и русские религиозные писатели Достоевский, Толстой, Владимир Соловьев, Тютчев учили, что в идеале общество должно жить не по закону, а по любви: «не закон, а любовь». Из размышлений русских философов выпала всего лишь одна категория – «свобода». Как-то не было понято, что если законом станет любовь, то есть, если любовь станет обязанностью, то в жизни не станет свободы. Мы, собственно, при коммунизме и жили не по закону, а по любви: нас заставляли любить: Ленина, Сталина, партию, коммунизм, Советский Союз, марксизм-ленинизм… Заставляли – и потому в советской жизни не было свободы, а была не совсем полноценная, потому что несвободная, любовь к навязанным силой идеалам. Итогом такой жизни стало разрушение в общественном сознании идеи, идеала закона.
Во всю историю России (до самого недавнего времени) в ней были люди не под законом ходящие: цари, генсеки, их окружение.
Сегодня ситуация изменилась: провозглашен и начинает осуществляться принцип подзаконности всех живущих в государстве. Начинает осуществляться, но еще далеко не осуществлен.Сегодня не под законом ходят законодатели.
Северокавказцы отвергают закон иначе, но тоже отвергают: здесь правило жизни гласит: «не закон, а кто сильнее», «не закон, а как договоримся».
Из-за того, что обе противоборствующие стороны не привержены идее Закона, они не так уж экзистенциально и противостоят друг другу. И порой не могут объяснить себе чем, собственно, плоха для них противная сторона.
Без идеи Закона война в Чечне, на мой взгляд, действительно много проигрывает в осмысленности.
А вот с введением в рассмотрение ситуации идеи Закона она, война в Чечне, обретает смысл.
Проблема, понятно, еще и в том, чтобы идею Закона ввести не только в рассмотрение, но и в общественное сознание.
Перехожу к рассмотрению ложных, на мой взгляд, утверждений, сходящих в России и Дагестане за истину.
2. «Борясь за суверенитет Чечни, чеченцы борются за свободу»
Но это утверждение – логический нонсенс. Выступая 11 декабря 1994 года перед представителями дагестанских партий и движений, я сказал: «Мне представляется логически противоречивым лозунг «Свободу и независимость Чечне», ибо, если Чечня будет независима, то в ней не будет свободы». В независимой Чечне не будет индивидуальных свобод, потому что она, как и Дагестан, не дожила до желания этих свобод. Тухумная, племенная жизнь, авторитет стариков вместо авторитета закона – это не личностная жизнь и уж, конечно, не личностная свобода. Чечня, как, впрочем, и Дагестан, и Россия, не дожила до понимания того, что только закон обеспечивает свободу личности.
В Чечне установится, потому что уже установился, авторитарный режим, опирающийся не на поддержку народа, а на диктатуру меньшинства, вооруженного автоматами, гранатометами, стингерами, системами залпового огня.