— Заткнись, — тихо попросил Эркин.
— Ты не злись. Я-то думала, просто… останешься здесь, сможем на пару работать… ну, и для себя…
— Врежу, — пообещал он.
— А пошёл ты, — отругнулась она и вздохнула. — Не хочешь, не надо. Ты всё равно… Всё равно я сама тебя выбрала.
Она снова повернулась к нему, погладила по груди.
— Не злись, не надо. Так хорошо было. Ну, не то сказала, ну…
— Ладно, — Эркин усмехнулся и повернулся к ней. — Ладно. Ещё разок успеем, и мне пора.
— Ага, — она поцеловала его в губы, шею, ямку между ключицами.
— Так хочешь? Ладно. Повернись. Только с зубами осторожнее.
— А что, кусали?
— Было дело.
— Ладно. Я умею.
Она гибко повернулась рядом с ним, свернулась клубком. Снова поцелуй в губы, и теперь оба одновременно двинулись цепочкой поцелуев по телу другого, по шее, груди, животу… Эркин напряг мышцы, встречая её, нащупывал губами и языком её щель, придерживая руками её за ягодицы. Ловя её удары языком, работал синхронно удар в удар, лизание в лизание, чувствуя, что она спешит, ускорял работу, вжимая лицо…
— Ну, вот и всё, — выдохнула она, вставая над ним на колени.
Он откинулся на спину, вытер локтем залитое слизью лицо.
— Всё. Спасибо тебе.
— А то полежал бы. Или старший заругается?
Эркин усмехнулся.
— А как же. К утренней уборке будет.
— А хочешь… взбодрю тебя? Ну, массаж.
Эркин улыбнулся и рывком сбросил себя с кровати.
— Спасибо. Оботрусь и пойду.
— Ну, так поедим давай.
— От еды не отказываются, — рассмеялся Эркин. — Полотенце есть?
— А как же! Там висит.
За занавеской ведро с водой, лоханка рядом, на гвоздике холщовое полотенце, за ведро зацеплен ковшик. Облиться? Ладно, после уборки душ приму. Он зачерпнул воды, намочил край полотенца, тщательно обтёрся, умылся над лоханью и растёрся сухим краем. Занятый этим, не заметил, как всё изменилось. И только выйдя из-за занавески, присвистнул от удивления. Она погасила лампу и убрала штору. Так что серо-голубой рассветный сумрак заполнил комнату.
Она, по-прежнему голая, сидела у стола, и Эркин, найдя взглядом свою одежду — её переложили на кровать — тоже не стал пока одеваться и сел рядом.
— Воды-то оставил мне?
— Один ковш взял, — он разломал яблоки. Пополам и ещё пополам. — Ешь.
Шоколад за ночь стал совсем мягким и таял во рту. Фольгу и красно-золотую обёртку она разгладила и положила на тарелку.
— Потом приспособлю для чего-нибудь.
Эркин молча кивнул, хрустя яблоком. Она подвинула ему тряпочку, которой обтирала яблоки. Он вытер руки, губы и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ и, сидя у стола, молча смотрела, как он одевается. Быстро, явно не думая о красоте движений. Но всё равно получалось красиво. Потому что учили так. И выучили на всю жизнь. Натягивает трусы, джинсы, надевает и застёгивает рубашку, заправляет её в джинсы, застёгивает молнию и затягивает пояс, повязывает шейный платок, идёт в угол и там, обтирая ступни и легко балансируя на одной ноге, натягивает носки и обувается, снимает с гвоздя, набрасывает на плечи куртку и тем же плавным движением надевает её, берёт шляпу.
— Ты ещё когда будешь здесь?
Эркин уже отодвинул засов и взялся за дверную ручку, но обернулся на её голос.
— Может, когда и буду.
— Заходи тогда.
— Тогда зайду.
— Бывай. Удачи тебе.
— И тебе удачи. Спасибо.
Он плотно, но без стука закрыл за собой дверь и не оглядываясь пошёл, почти побежал по улице.
Чтобы не плутать — ночью как-то не разобрал, куда она его вела — Эркин нашёл взглядом водокачку и уже тогда понял, что идти ему через весь город. Опоздаешь — засмеют. Андрею только попадись на язык, да и Фредди своего не упустит.
Бифпит спал. Эркин бежал по пустынным улицам мимо тёмных окон. Ну и гульба была! Весь город как… после смены, все умотались. Ну, уборка, душ, и завалится он тогда… и пошли они все… Вот и поворот к гостинице, ворота ещё закрыты. Вроде успел. Ах ты, чёрт!
Они столкнулись у ворот. Все трое. Переглянулись и заржали. Так, смеясь, и вошли во двор. И за чисткой и уборкой балагурили и смеялись, а от солёных шуток Фредди припоздавшие ёжились и даже отругиваться не пытались. И смачное ржание Андрея гуляло эхом под крышей, поднимая на крыло конюшенных голубей.
Управились они раньше всех, а многие вообще не пришли. "Из-под юбки, как из-под куста, не поднимутся", — откомментировал Фредди. Сам он держался так, будто и не было ничего, и Андрей с Эркином тянулись за ним. Молодцевато поднялись к себе, вошли в номер, где как всегда на столе уже поднос с завтраком под салфеткой, а на диване стопка чистого белья.
Фредди со стуком задвинул засов.
— Ну, парни, моемся, едим и в отруб.
— Нагулялся? — съязвил Андрей.
— Что-то ты неувёртливый сегодня, — Фредди ловко поймал его за шиворот. — С чего бы это? Эркин…
— Он в душе уже, — просипел Андрей, пытаясь высвободиться.
Фредди удовлетворённо кивнул и отпустил его.
Эркин держался вбитой с детства привычкой не показывать слабости и усталости. Он и работал, и шутил, и смеялся над чужими шутками, но это делали его руки, его язык и губы, но не он сам. А он даже спать не хотел, ничего не хотел, словно это не он, а кто-то другой чистил лошадей, таскал и засыпал овёс, выгребал из денников навоз, шёл по лестнице, толкался у колодца, переругивался с какими-то хохочущими людьми, а он сам только с равнодушным любопытством следил за этим. И в душе стоял и мылся не он. Хотя ощущал и тугую тёплую струю, и запах мыла.
— Подвинься, — Андрей встал рядом и тоже стал яростно мыть голову, раздирая слипшиеся от пота завитки.
— Бриться не будешь?
— Спать и небритым можно. Завалюсь сейчас…
— Не жравши?
— Охренел? Еду не оставляют. Играться не вздумай.
— Отстань.
— Эркин, не трогай кран. Добавлю.
— Фредди, ты?
— А кто ещё? Ух, хорошо!
— Ты ж сам говорил, что холодный душ наутро…
— Вот будет утро, тогда и холодный.
— А сейчас что?
— Раз спать будем, значит, вечер.
— На ночь тоже холодный душ хорош. Чтоб бабы не снились.
— А ты что, не наелся?
Эркин с трудом заставил себя открыть глаза и проморгаться. Ну вот, смыл всё. Теперь поесть и спать. Одеваться неохота только.
Это же испытывал и Андрей. Как и Эркин, он долго вытирался в мучительном раздумье: грязное они уже сбросили в ящик, так что… Их сомнения разрешил Фредди, деловито обмотавшийся по бёдрам полотенцем.
— Всё, пошли есть.
И только когда сели за стол, Эркин обратил внимание на щетину, проступившую на щеках Фредди. Ты смотри, значит, и его умотало, раз не побрился. Эркин под столом толкнул Андрея. Тот кивнул, но ничего не сказал: рот занят. Но Фредди заметил и ухмыльнулся.
Когда поели, Фредди закурил и начал распоряжаться:
— Так, парни, забрали чистое? Значит, ложитесь и накрывайтесь. Я сейчас коридорного вызову, чтоб в стирку забрал. Завтра как раз получить успеете. Потом запрёмся и спим.
— Ага, — кивнул Андрей, сонно моргая.
От еды его разморило, и он засыпал на ходу. Эркин молча улыбнулся, собрал, как всегда, посуду на поднос и ушёл в спальню, на ходу сматывая с себя полотенце. Нагнав в дверях Андрея, сдёрнул и с него. Андрей вяло отругнулся, смешивая русские и английские слова.
Фредди докурил, встал и заглянул в спальню. Спят. Эндрю, как всегда, завернулся, только макушка торчит. Эркин по грудь укрылся. Порядок.
Фредди прошёл к двери и выглянул в коридор. Ну, Прыгун уже маячит. Расторопный парень. Заметив Фредди, бодрой рысью побежал к нему с тележкой.
— Давай, забирай своё.
Прыгун быстро переставил к себе поднос с грязной посудой, накрыл его салфеткой и прошмыгнул в ванную, зашумел там. Быстро вытащил из ящика и сложил в стопку сброшенное ими, завернул в большую салфетку с выведенным на ней двадцать первым номером. Выходя из ванной с узлом, стрельнул было глазом на спящих парней, но Фредди выпятил нижнюю челюсть, поэтому Прыгун ограничился улыбкой и, пожелав хорошего отдыха, выскочил из номера.
Фредди закрыл за ним дверь, постелил себе на диване, на секунду задумался и всё-таки заставил себя отнести полотенце в ванную. Проходя обратно, глянул на парней. Нет, спят. Даже Эркин не подглядывает. Ну, если его умотало… И ложась, привычно проверил, удобно ли лежит под подушкой кольт…