И снова эти руки, их прикосновения словно смывали проснувшийся стыд за свое изуродованное тело, ставшее некрасивым, обычным рабским телом. Он сидел, согнувшись, в слишком коротком для него корыте, упираясь лбом в согнутые колени.
— Ну вот, совсем другое дело.
Руки Жени перебирают его волосы, мягко поднимают его голову, и их глаза встречаются. Женя улыбается. Он не помнит у неё такой улыбки, мягкой и сильной сразу, нет, тогда у неё такой улыбки не было. И не ему, а ей впору спрашивать: "Ну, как, теперь не страшно?". И в красном свете огня плиты её кожа кажется тёмной, чуть светлее, чем у него самого. И глаза у неё, те же, тёмные, на пол-лица, но… но смотрят они по-другому, как и эта улыбка другая… А её руки проходят по его ключицам, груди… смывают всё, будто и не было ничего.
— Ну вот, — Женя выпрямляется и берет ковш, — вставай, оболью ещё раз и всё.
Он послушно встаёт, и Женя обливает его так, чтобы вода мягко струилась по телу, не разбрызгиваясь.
Женя дала ему полотенце.
— Вытирайся и выходи. Иди в комнату, там тепло. Да, чистое там на стуле, оденься.
Эркин только кивнул в ответ.
— И ждите меня, я быстренько.
Он не выдержал и остановился в дверях.
— Помочь?
— Иди-иди, — фыркнула Женя.
Когда она, закручивая в узел мокрые волосы, вошла в комнату, Эркин в одних трусах сидел возле кроватки Алисы и играл с ней в "ласточкин хвостик". Алиса своего не упустит. Сегодня они осваивали игру в две руки.
— Так, с вами всё ясно. За стол, игроки, — скомандовала Женя.
Этот ужин Эркину дался легче. Он вообще легко ко всему привыкал и приспосабливался. Иначе рабу не выжить.
— Эркин, мне тут дрова предложили купить. Наши уже на исходе. И недорого.
Он выжидательно поднимает на неё глаза. Он уже знает, что недорогие дрова — это очень серьёзно, а что в сарае осталось всего ничего, сам сегодня утром видел.
— Только почему недорого. Их не только колоть, их пилить ещё надо. Привезут, свалят и уедут. А пилить и колоть…
— Нанять надо, — перебивает он её.
— Это кого же я найму?! — не разобравшись, сразу возмущается Женя. — И это сколько с меня за такую работу слупят?!!
— Меня, — спокойно отвечает он. — Меня и наймёшь. И я днём смогу работать. Я же нанятый. А о плате, — он делает хитрую гримасу, — о плате договоримся.
Женя мгновение смотрит на него, полуоткрыв рот, а потом, сообразив, начинает безудержно хохотать.
— Так покупать? — спрашивает сквозь смех Женя.
— Покупать, — решительно кивает Эркин, встряхивая влажными волосами. — Когда их привезут?
— Этот тип обещал завтра зайти договориться.
— Завтра так завтра, — Эркин неожиданно для себя зевнул.
— Нет, я завтра договорюсь только, — стала объяснять Женя и махнула рукой, — ладно, давай ложиться. Поздно уже.
Он кивнул, с трудом удерживаясь, чтобы не заснуть прямо за столом. Как Алиса.
* * *
1991, 29.05.2010
ТЕТРАДЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Дрова привезли через неделю в воскресенье, в тёплый пасмурный день. Эркин с утра уже покрутился на рынке, кое-чего перехватил и к нужному времени, независимо поглядывая по сторонам, подошёл к дому.
Он успел вовремя. Грузовик уже стоял у калитки, и Женя торговалась с шофёром. Эркин остановился в пяти шагах, и Женя, скользнув по нему взглядом, решительно закончила спор.
— Нет, и ещё рез нет. Мы договорились о подвозе и разгрузке. Вот и разгружайте.
— Но, мисс…
— Нет. Вот, — она будто только сейчас увидела Эркина. — Вот он вам и поможет, — и взмахом руки подозвала смиренно стоявшего в нескольких шагах индейца.
Шофёр сплюнул и пошёл открывать борт.
Слова о помощи были только словами. Основная работа, конечно, досталась Эркину. Он и перетаскал на себе тяжёлые, в человеческий рост длиной, брёвна во двор к сараю. Шофёр только скатывал их из кузова к нему на плечи.
Когда с этим было закончено, и грузовик уехал, Женя вышла с ключом и открыла сарай. Она хотела остаться, но Эркин взглядом попросил её уйти — ещё увидит кто, а Женя ведь совсем не умеет смотреть на раба как положено белой госпоже, — и не спеша взялся за работу. Распахнул дверь сарая и подпёр её камнем, снял и повесил на угол двери куртку, закатал рукава рубашки, вытащил из сарая козлы, пилу и топор. Так же основательно установил козлы, попробовал их. Держат. И крякнув от натуги, взвалил на козлы первое бревно.
Работать одному двуручной пилой нелегко. А когда дерево сырое, совсем погано. Пила негодующе взвизгивала, застревая в сырой древесине. Он высвобождал её, заводил заново в распил и продолжал работу. Не Жене он бы за такую работу не взялся.