— У него-то кто?
— Индеец. И как Трейси стреляет, так Малец управляется с ножом. Тоже сам видел.
— А чем владеет индеец?
— Ножом, как все цветные, на добротном среднем уровне. Но он первый в борьбе. Силён невероятно. И ловок. Тоже невероятно.
— И тоже сам видел?
— Конечно. И Малец не приблатнённый, а опытный битый блатарь.
— Гена, откуда у тебя эта терминология?
— От наших шоферов, Шурочка. Есть дам двое. С большим опытом в данной области.
Гольцев рассмеялся.
— Гена, признайся, Малец не сам пришёл.
— Да. Его пригласили по моей просьбе. Он купился. Они поиграли, понаблюдали и поделились со мной результатами. Сколько лет мы ему определили? Двадцать? А они говорят, что у парня тюремный стаж под десятку.
— Это невозможно!
— Если он из уголовной среды… — задумчиво сказала Шурочка.
— Да, этот вариант я не учёл, — кивнул Золотарёв. — Но совсем интересно получается.
— Да, — надо заканчивать. — Возвращаясь к Бредли… Здесь сказать о человеке, что он игрок… это не компрометация, а констатация факта, причём обыденного. Даже не особая примета, а так… цвет волос, не больше.
— Вся схема к чертям собачьим, — подвёл итог Спиноза.
— И ещё вопрос кто кого и куда втягивает, — усмехнулся Новиков. — Гена, что у тебя ещё есть?
- Ещё? Ну, это надо рассказывать про олимпиаду.
— А это разговор долгий, — кивнул Гольцев. — И остаётся вопрос, с которого ты начал, Гена. Зачем они нам? Так?
— Да.
— О себе. Я хочу раскопать убийство Ротбуса. Так нагло у меня из-под носа в первый раз увели. Сделано, а не уцепишь. Конечно, то, что мы знаем о Ротбусе… так за его убийство надо орден давать. И почему никто не мог, Спиноза, помнишь, проходило, а эти же смогли. И… и просто интересно. Чую, здесь много ниточек завязано.
— Гена, твоё мнение. Индеец — спальник?
И опять не выдержал.
— Какое это имеет значение?! Их со стадами не меньше десятка пришло. Нормальные люди. Работяги все, труженики.
— И их что, не опознали?
— Какого чёрта! Опознали, конечно. Бывший владелец Паласа хотел поправить свои дела игрой, так улепетнул, только увидев их. Все их опознали. И все, понимаете, все, от местной шпаны до почтенных леди, укрывают их от нас. Какой дурак делал перевод хотел бы я знать. Вместо обследования поставил исследование.
— Постой, это же… ну да, analysis. Медицинский термин.
— Ну вот, и так все цветные врачей боятся, а исследование понимают здесь опять же все однозначно. Разрежут и посмотрят.
Новиков хохотал, раскачиваясь на стуле. Не сразу, но рассмеялся и Спиноза. За ним Шурочка и Гольцев, нехотя улыбнулся Золотарёв.
— Да, лопухнулись, — Гольцев, отсмеявшись, поглядел на часы. — Жаль, но про олимпиаду в другой раз.
— Да, — кивнул Новиков. — Спинозе убирать и спать, а нам в дорогу.
— А с этой четвёркой что? — спросила, разглядывая себя в зеркальце, Шурочка.
— А ничего, — пожал плечами Золотарёв. — Собираем информацию дальше. Давай, Гена, у тебя лучше всех получается. Входи в контакт, пей, играй. Я попробую пройтись по документам.
— Ты же занят лагерями. А там работы…
— Там одни бумаги, Шурочка. А работая с бумагами, можно кое-что обнаружить.
— А что, — Спиноза протирал очки, — лагерников совсем не осталось?
Золотарёв молча мотнул головой.
— Так же думали о спальниках, — Новиков уже вставал и вдруг замер на половине движения.
— Ты что? Костя!
— Что случилось?
— Слушайте, — Новиков обводил их горящими глазами. — Лагерное убийство, песни про Хаархан, свисты… Да Малец же — лагерник!
— Тебе, Костя, не спать вредно, — засмеялся Золотарёв. — Заговариваться начинаешь.
— Лагерников расстреляли, — кивнул Спиноза.
— По бумагам и спальников всех расстреляли. А их только у Аристова больше сотни побывало, Гена вон десяток с ходу насчитал, и сколько их ещё… — Новиков резко тряхнул головой. Нет, лагерник Малец. Или вырос при лагере.
— Охранники работали вахтовым режимом. Вырасти при лагере Малец не мог, — медленно, явно сдерживая себя, рассуждал вслух Гольцев. — А вот в лагере… Это многие нестыковки с тем же Ротбусом снимает. И ты, Коля, лагерный свист где услышал? У Бредли.
— Д-да, — кивнула Шурочка, — он же не просто блондин, он седой наполовину, и…
— И лагерная истерика, которую он тогда закатил. Демонстративно, но на полном самоконтроле. Что тоже характерно.
Что уже решили расходиться, все мгновенно забыли. И этот вихрь замечаний и озарений никого не оставил в стороне.