– Хватит вам о всякой ерунде тарахтеть, – Рогов остановил товарищей, готовых уже вступить в детальные обсуждения тактико-технических свойств кубизма, футуризма и прочих – измов. – К делу, мужики.
– Докладываю, как самый опытный москвич, – попытался пошутить Гуркин. – Ночлег найден, жить здесь можно сколько угодно, вот с продовольствием плохо.
– С продовольствием везде плохо. Но Козырь нам обещал пайки выхлопотать за мзду малую. Говорит, что они ему ничего стоить не будут, поэтому много не возьмёт.
– Главное! Слушайте внимательно. – Гуркин понизил голос до шёпота. – Прямо в этом подъезде живут делегаты, вернее делегатки, открывающегося завтра съезда РКП(б). Представляете, как нам повезло?
– Предлагаешь баб этих коммунистических в заложники взять? – Кайгородов хищно улыбнулся. – Поддерживаю! Наверняка, их тут не очень много. Стены у этого домищи толстые. Из пулемёта их не пробьёшь это точно, только если из трёхдюймовок по окнам начнут палить…
– Такая идея никуда не годиться – остудил пыл Рогов. – Притащат девятидюймовую гаубицу и сравняют весь квартал под ноль.
– Григорий, совсем-то чертей из этих большевиков не лепи, – Кайгородов, никогда не страдавший симпатиями к коммунистам, всё-таки думал о них лучше. – Это же их город, столица. Побоятся, что народ и в Москве восстанет.
– Вот поэтому и не побоятся. – Григорий тяжело вздохнул. – Вспомни, Петрович, как эти ребята Алтайские деревни расстреливали… Они поняли уже что голод и страх – их лучшие союзники, и бить будут со всей доступной силой. Я думаю, завтра встретимся с урками, там и обговорим, как легче это дело провернуть.
– Ты что, Грига, веришь этим падлам? – Кайгородов искренне удивился. – Я-то думал, ты просто так играешь мастерски… Им же на грош верить нельзя! Они же продадут первыми, лишь бы от себя опаску отвести. У этого Паши на роже написано, сволочь первостатейная…
– Да, знаю я, что это элемент не надёжный… Ладно, утро вечера мудренее. Что меня в сон клонит. Как бы ещё этих горлопанов-футуристов заткнуть…
…
Утром девятого марта в квартире № 48 в том же доме, где располагались мастерские художников было суетно. Всё-таки десять женщин в четырёх комнатах это слишком много даже если эти женщины сплошь коммунистки-коллективистки. С кухни доносится запах пшённой каши, жареного сала и лука, легко перекрываемый застарелым запахом махорки. В спальню вела дорожка из дровяного мусора. Там стояла буржуйка, так как с восемнадцатого года в доме не работало центральное отопление.
– Какой всё-таки Владимир Ильич обаятельный, – делилась впечатлениями Мирра Гец, красивая еврейка, – не чета нашим конармейским мужикам. Вот от кого бы ребёночка родить. Умный бы получился, чтоб я сдохла!
Она затянулась длинной папиросиной, жеманно отставив в сторону мизинец. Задержала дым в лёгких, чуть прикрыв большие чёрные глаза, затем медленно выпустила облако дыма, любуясь на своё отражение в большом зеркале.
– Кто о чём, а ты, Мирка, про пошлости всякие, – осадила её Розалия Самойловна Землячка, самая старшая в квартире. Не время сейчас о ребёночках… Вон, матросня в Кронштадте что творит… Эх, меня бы туда. Я бы патроны тратить не стала, всех бы под лёд пустила, рыбам на корм. Вот ведь сволочь какая. Революция едва-едва становится на ноги, а эти мерзавцы требовать чего-то осмелились. Всех в расход! – Землячка всё более входит в состояние аффекта. Её глаза мечут молнии, а на впалых щеках играет нездоровый румянец. – А кулачьё! Вы знаете, как эта сволочь расправляется с коммунистами? Иван Грозный по сравнению с ними сущий младенец! Надо всех к ногтю!
– Дивчины, хватит вам спорить, идите снидать, что бог послал, – из кухни раздаётся бодрый голос Клавы Николаевой, редактора журнала «Работница». – Помните, вчера на съезде сказал Владимир Ильич, что закупили целых восемнадцать миллионов пудов угля. Теперь до тепла точно дотянем.
Мне тут что-то не спалось, – продолжала болтать Николаева. – Я каши пшённой сварила с лучком да на смальце. Всё-таки здесь в Москве лучше с продовольствием, чем у нас в Питере. Садитесь девоньки за стол. Поесть надо хорошо, неизвестно когда на съезде кормить будут. Сами же знаете, как в стране с продовольствием.
Внезапно с парадной лестницы раздался деликатный стук.
– Розалия Самойловна накинула на плечи кожаную куртку и отправилась в прихожую. Тяжёлая дубовая дверь отворилась внутрь, и на пороге квартиры возник мужской силуэт в остроконечном будёновском шлеме. Из-за широких плеч виднелась кудрявая шевелюра домоуправа Ильи Сакизчи.